Так может быть, изменения в имянаречении старших и младших сыновей Владимира Мономаха свидетельствуют о каких-то сдвигах, произошедших в сознании князя во второй половине 90-х годов XI века? И может быть, сдвиги эти произошли в нем под влиянием супруги? Это, конечно, не исключено, но и вовсе не обязательно. Во всяком случае, сам Юрий впоследствии будет называть своих сыновей как христианскими, крестильными, так и традиционными княжескими именами, кажется, не считая это чем-то принципиальным.
В летописи имя князя Юрия Владимировича впервые упоминается под 1107/08 годом, когда он — совсем еще мальчик — женился на дочери половецкого хана Аепы. Свадьба юного княжича стала последним звеном в длинной цепи событий, связанных в основном с половецкой политикой его отца.
Год 1107-й вообще был богат событиями, и отчасти мы уже говорили об этом, когда речь шла о кончине матери Юрия Долгорукого. Вспомним: «…Того же месяця (мая 1107 года. — А.К.) воева Боняк и зая коне у Переяславля. Том же лете приде Боняк и Шарукан старый и ини князи мнози и сташа около Лубьна; Святополк же, и Володимер, и Олег, Святослав, Мстислав, Вячеслав, Ярополк идоша на половци к Лубну…»
Названные летописцем половецкие ханы Боняк и Шарукан были старыми врагами Руси. Особенно знаменит был «шелудивый» Боняк (так называет его летописец), имя которого гремело не только в половецких степях и на Руси, но и в Византии и странах Европы. В одной из битв, выступая в союзе с волынским князем Давыдом Игоревичем, он разбил многотысячное венгерское войско, положив на поле брани, по оценкам русского летописца (конечно же сильно преувеличенным), до 40 тысяч человек. Его кочевья располагались на правобережье Днепра, достигая Южного Буга и Днестра, а порой и Дуная. Орда же Шарукана Старого кочевала к востоку от Днепра — между Северским Донцом (который на Руси именовали Доном) и азовским побережьем{25}. Объединение этих двух крупнейших политических образований Половецкой земли грозило Русскому государству страшными бедствиями.
Нападению подверглись владения одного Мономаха. Но к 1107 году русские князья уже научились совместно действовать против половцев. Мономаху удалось быстро организовать коалицию, в которую вошли все сильнейшие князья того времени, в том числе великий князь Киевский Святополк Изяславич и Олег Святославич Черниговский. В летописном рассказе упомянуты также юный сын Олега Черниговского Святослав[3], племянник Давыда Игоревича Мстислав (его отчество и город, в котором он княжил, в точности неизвестны) и сыновья самого Владимира Мономаха Вячеслав и Ярополк. Князья действовали решительно и быстро. 12 августа они переправились у города Лубна через реку Сулу и ударили по не ожидавшим нападения половцам; половцы же «ужасошася, от страха не възмогоша ни стяга поставити, но побегоша, хватающе кони, а друзии пеши побегоша; наши же почаша сечи, женуще я (истребляя их. — А.К.), а другые руками имати». Преследование продолжалось до реки Хорол, притока Псела (Псел — левый приток Днепра). Во время погони был убит Боняков брат Таз (или, по-другому, Тааз), а хан Сугр — по-видимому, один из родичей Шарукана — вместе с братом (или братьями) попал в плен. Самому Шарукану едва удалось бежать. Русские захватили половецкие «товары» и «възвратишася в своя си с победою великою».
За лубенской победой последуют новые столкновения со Степью. В 1109 году Владимир пошлет к Донцу своего воеводу Дмитра Иворовича; на следующий год сам выступит в поход вместе со Святополком Изяславичем и Давыдом Святославичем, однако поход этот окажется не слишком удачным и в ответ половцы разорят окрестности Переяславля. И только весной 1111 года князья добьются большого успеха, нанеся половцам решающее поражение.
Но военные действия против степных кочевников являлись лишь одной из двух составляющих половецкой политики Владимира Мономаха. Объединение орд Боняка и Шарукана показало необходимость поиска собственных союзников среди половцев, ибо только это могло предотвратить создание единого антирусского фронта на всем пространстве южной границы русских земель.
И такие союзники были найдены. Продолжая рассказ о событиях 1107/08 года, летописец сообщает: «Томь же лете месяца того же (то есть уже в январе. — А.К.) иде Володимер, и Давыд, и Олег к Аепе и ко другому Аепе, и створиша мир…»
Кочевья по крайней мере одного из двух одноименных половецких «князей» находились на правобережье Днепра. Союз с ним, несомненно, имел своей целью нейтрализацию главного врага русских — Боняка.
Лучшей гарантией мира и лучшим способом установления долговременных союзнических отношений было заключение династического брака. В воскресенье 12 января 1108 года, в один день, были заключены сразу два таких брака: «…и поя Володимер за Юргя Аепину дщерь Осеневу внуку, а Олег поя за сына (вероятно, Святослава, — А.К.) Аепину дчерь Гиргеневу внуку»{26}. Об этом браке как о важном событии своей жизни вспоминал и сам Владимир Мономах в «Поучении»: «И по Рожестве створихом мир с А[е]пою, и поим у него дчерь…»
Об Аепе Гиргеневе, свате Олега Черниговского, ничего определенного сказать нельзя. Второй же Аепа, с которым породнился Владимир Мономах, чуть более известен. Он был сыном Осеня (или Асиня), старого врага Руси. Осень был захвачен в плен Владимиром Мономахом в битве у Белой Вежи Остерской (в Черниговской земле) и погиб — по-видимому, в русском плену — в 1082 году.
…Любопытное, должно быть, зрелище представляли собой торжества по случаю заключения этих браков. Два мира — русский православный и половецкий степной — сошлись в одном праздновании, одном ликовании. Русские и половцы, вчера еще глядевшие друг на друга как на врагов, а теперь в одночасье ставшие свояками, поднимали заздравные кубки, обменивались богатыми подарками, клялись в вечной дружбе своей новой родне. Всего несколько дней как у русских закончились Святки — но празднества продолжались. Тем более что 12 января в 1108 году пришлось на первое воскресенье после Крещения, когда Церковь отмечает попразднество (то есть фактически завершение, отдание праздника) Крещения и Богоявления Господня. Накануне были крещены в православие и обе половецкие княжны — это являлось необходимым условием совершения брака. Вышедшие из купели и нареченные новыми — христианскими — именами, они как бы заново рождались, становились новыми людьми, вступали как равные в русскую княжескую семью. Но кровная связь с родней конечно же не могла исчезнуть. Получая в жены половецких княжон, русские князья, как правило, получали и прочные нити личных контактов со Степью.
