недавнего времени возлагались на дворецкого, а сейчас (во всяком случае, с учетом нынешней социальной разборчивости и требований политической корректности) таких исполнителей называют домашними менеджерами. Но Америго, похоже, хорошо справлялся со своей работой, так как его обязанности постепенно расширялись, и в 1488 году, когда Лоренцо ди Пьерфранческо обрел достаточно опыта, чтобы вести все дела самостоятельно, он стал использовать Америго для поручений самого разного рода. В сентябре того года Лоренцо ди Пьерфранческо доверил «дорогому Америго» продажу вина и взыскание долгов.
Постепенно Америго обрел широкий круг собственных клиентов. Он продолжал решать бизнес-вопросы для членов семей Веспуччи и Медичи, выступая посредником между Лоренцо ди Пьерфранческо и его не всегда сговорчивыми компаньонами. Он покупал безделушки для жены Лоренцо и подбирал ему деловых партнеров. Он выступал гарантом по долговым обязательствам и собирал долги по поручению кредиторов. Заключенные в долговые тюрьмы обращались к нему за помощью из своих смердящих камер. Он вошел в сговор с одним из тюремщиков, который попросил у него пару женских туфель, «потому что мы готовим маскарад… Простите, если просьба вам покажется дерзкой» [85]. Подобный язык обычно используют шантажисты мелкого пошиба. Он контролировал счета агентов семейства Медичи. Некоторые туманные отсылки в его письмах к женщинам, чьи личности невозможно или сложно установить, заставляют нас подозревать, что он выступал и сутенером, – это слово я употребил в первом предложении предисловия к книге. Или «сводник», если выразиться деликатнее. Он явно выступал в качестве посредника для коллеги, который просил его передать кольцо для «леди» [86], и для своего кузена, просившего его связаться с некоей «Моной В» [87]. Тот же самый клиент просил его доставить ему кое-какие книги.
Все доверяли ему, особенно полусвет, однако уважение, которое к нему испытывали, было криминального свойства, хотя совсем не к этому с юных лет призывал его стремиться отец. Америго обладал качеством, которое, согласно Артуру Миллеру, должно быть присуще успешному торговцу: он умел «нравиться». Он расточал притягательную любезность – необходимый дар для обретения друзей на период успеха; излучал надежность и мог убедить кого угодно в искренности своей дружбы – скорее, впрочем, в стиле американского комедийного актера, однажды сказавшего: «Будь искренен, сынок, даже если думаешь иначе». Просители искали его поддержки, а патроны ценили его суждения. Он становился мистером «решателем проблем», флорентийским Фигаро, способным уладить всё и вся в городе. Америго участвовал в торговле вином и, возможно, драгоценными камнями или ювелирными изделиями, на свой страх и риск: эти товары время от времени упоминаются в письмах от компаньонов и покупателей. В основном же роль его состояла в посредничестве при купле-продаже ювелирных изделий для своих клиентов. Он, похоже, скопил некоторый капитал, но не слишком значительный. Единственное свидетельство, которым мы располагаем, состоит в том, что, покидая Флоренцию, он оставил младшему брату Бернардо на хранение рубины и жемчуг. О них он вспомнил на смертном ложе двадцать лет спустя и попросил Бернардо продать их, если они у него сохранились, а вырученное потратить на помин его души [88].
В молодости, если подытожить, его интересовали не наука или государственные дела, а бизнес. Как раз этот арифметический талант к подсчетам прибылей и убытков, хитрость и изворотливость, льстивость и пронырливость помогли Америго на более позднем этапе его карьеры, когда смена вида деятельности превратила его в лоцмана, навигатора, исследователя и космографа, нуждающегося в вычислениях иного сорта. Такой жизненный вираж, как превращение сугубо делового человека в мечтателя-авантюриста, всегда ставил в тупик ученых мужей; но две фазы жизни Веспуччи смыкались в одну в силу верности навыкам «низкой» жизни и следования своей ментальности. Человек с «бухгалтерскими» мозгами, привыкший терпеливо сидеть над счетами, способен перестроиться на кропотливое наблюдение за звездами по ночам.
Он обзавелся любовницей и дочерью; это было рутинным грехом младшего сына, ибо содержать собственную семью он был не в состоянии, а его финансовое положение не могло привлечь внимания богатой невесты. Книга упражнений юного Веспуччи показывает, что отец предупредил его об этом и убеждал вступить в законный союз с «добропорядочной девушкой, как, например, поступил я» [89]. Мы знаем, что Америго ослушался совета, только по ремарке из недатированного письма, присланного ему компаньоном по испанскому бизнесу, который просил напомнить о себе дочери Америго и делал отсылку к тому, что, похоже, являлось его неудачной интрижкой: «Сообщи пожалуйста, всё ли в порядке у Лессандры – не то, чтобы я за нее переживаю, просто хочу знать, жива она или нет» [90]. Кто такая была эта Лессандра? Еще одна «деловая» женщина из числа подружек Америго?
И кто такая не менее таинственная Франческа, которую двое из корреспондентов Америго называют по имени? Она не была матерью ребенка Америго, поскольку тот же самый корреспондент, который передавал привет его дочери, отдельно просил быть рекомендованным «той, кого зовут Франческа», и как будто с любовными намерениями; с другой стороны, второе и последнее упоминание о ней намекает на интимные и, возможно, распутные отношения с ней нашего героя. Всё это выглядит крайне некрасиво. Письмо коллеги Америго, датированное февралем 1491 года, добавляет интригующие детали. Общий тон письма панибратский, язык уличный и саркастичный. Автор провалил миссию, возложенную на него кем-то из семейства Медичи; он убрался из города в спешке и не знал, как оправдаться, да еще остался должен. Письмо полно двусмысленностей и темных мест. Нам интересен пассаж, касающийся неудавшейся попытки автора письма согласовать с Америго и еще одним приятелем свое стремительное бегство. «И счастье было не на моей стороне, – объяснялся он, – и если бы не мое к нему уважение и обязательства, которые твое доброе ко мне отношение накладывает на меня, и тот факт, что она такая красивая, я бы проклял Франческу и всех, кто живет на этой улице, такой темной, что мужчины, отправляющиеся туда, теряются в ее глубинах, и надеюсь, она послужит еще для вас источником наслаждений etcetera».
Грубый, дразнящий тон выдерживается до финального «etcetera». Насколько серьезно мы должны воспринимать подобные низкопробные шутки? Впечатление таково, что когда одному из ближайших друзей Америго потребовалось быстро его найти, то ему пришлось отправиться на темную улицу в дом с сомнительной репутацией. Америго, похоже, не испытывал никаких привязанностей и не сохранил никаких связей с друзьями, которых он покинул на темных улочках. Оставив Флоренцию навсегда, он ни разу не вспомнил о своей неофициальной семье и ни разу, насколько нам известно, не послал ей денег.
2
Новые горизонты
Севилья, 1491–1499: Отправляясь в море
Джироламо и Бернардо продолжали оставаться балластом для семейного корабля. Как многие из не ладивших
