и, оскалившись «непедагогической улыбкой», процедил, что задаст мне такой вопрос, на который я не смогу ответить правильно, и выставит мне двойку. От какого поворота дел я почувствовал себя оглушенным и выдавил из себя твердое «нет». Он, уже без улыбки, дал понять, что разговор окончен. Потом я понял, что есть такое понятие «ненациональный кадр».
После окончания института началась жизнь научная. Это удивительно: по распределению из педагогического института я попадаю не в школу, а в самое престижное в то время научное учреждение Азербайджана — Шемахинскую астрофизическую обсерваторию Академии наук Азербайджанской ССР. Это был новый мир настоящих научных исследований. Вокруг красота неописуемая. На высоте 1500 метров, в предгорьях Кавказа — древняя земля с «долинами трехсот родников» и родниковой водой в домах. Чистейший ласковый воздух, который прочищал не только легкие, но и сердце. Прожив там десять лет, я, практически не занимаясь музыкой, впитывал звучание неба. Небо было в белом оперении облаков; когда они садились на обсерваторию, то становились плотным, ни с чем не сравнимым туманом: руку протянешь — ее уже не видно. Это близкое небо в ясный морозный (до –20 С) день давало огромный поток ультрафиолета, на слайдах и фотографиях оно выглядело темно-темно синим, а душа прожигалась и очищалась горячим огнем солнечных эманаций. Аккорды звучания солнечных потоков создавали новую симфонию горного воздуха.
Здесь же и произошла встреча с удивительным небесным явлением.
3. Биография чудес. Часть 2
Что же все-таки произошло? Почему после увиденного в небе явления так быстро стали развиваться события в моей жизни? В Крымской астрофизической обсерватории я писал диссертацию под руководством одного из корифеев отечественной астрофизики доктора Роальда Евгеньевича Гершберга — человека с огромной эрудицией и великолепным чувством юмора. Именно он мне тогда и сказал: если на защите диссертации в зале будет рояль, чего Вам не сесть и не «сбацать на нем ее короткий вариант». Это была одна из тех шуток, которыми мы сопровождали рутинный наукоемкий процесс, оформляя его в труд, получивший статус диссертационной работы по специальности «Астрофизика» с названием «Спектральное и фотометрическое исследование быстрых переменных с непериодическими ослаблениями блеска».
Ее-то родимую я и сыграл на рояле в Тарту, в Институте астрофизики и физики атмосферы на своей предварительной защите. А дело было так. Мой научный руководитель Р.Е. Гершберг посчитал, что защищаться я должен в самом сильном престижном Научном Совете, а именно в Тарту, где все члены Совета — ученые с мировым именем. Прохождение такого Совета (а в нем было всего 8 человек, так что любой «черный шар» заворачивал диссертации на доработку) давало «хороший шанс стать в дальнейшем уважаемым ученым и быстро двигаться к завершению докторской диссертации».
Итак, на карту были поставлены: почти десять лет научной работы, престиж двух моих научных руководителей (вторым был заведующий лабораторией, где я работал в Шемахинской обсерватории, прекрасный человек и ученый Исмаилов Зохраб Аббасович), престиж двух солидных научных учреждений, Крымской и Шемахинской обсерваторий, а я сел за рояль!!! Фантастика!!! Что же могло подвинуть меня на такой «подвиг»?! Но факт остается фактом. После продолжительного, длительностью почти час, доклада по теме своей диссертации, на ее так называемой «предварительной защите», когда весь Ученый Совет, как обычно, начинает дремать от обилия наполовину не нужной для него информации, я, закончив последнюю фразу своих выводов и перечисление новизны результатов, вдруг, неожиданно для себя, почти не своим голосом выдавил: «А сейчас я сыграю музыкальную версию своей научной работы». В зале, где проходило заседание Ученого Совета, случайно оказался «рояль в кустах». Вот за него я и сел, и стал играть свое полусочиненное произведение, которое потом получило статус фортепианной пьесы «Быстрые неправильные переменные». Где-то в середине пьесы я осознал всю катастрофу своего положения, уже представляя, как меня останавливают, закрывают крышку рояля и выгоняют из зала заседания уважаемого Ученого Совета. Но я продолжал играть. И каково было мое удивление, когда после последнего аккорда воцарилась мертвая тишина, и вдруг… отчетливые, громкие аплодисменты. Ученые с мировыми именами хлопали соискателю на степень кандидата физико-математических наук. Говорили, что это была единственная «предварительная защита», когда докладчику аплодировали. По-видимому, ученые интуитивно поняли, что только в единстве науки и искусства рисуется наиболее приближенная к истине картина процессов в жизни Космоса и Человека. И бездушные быстрые переменные звезды вдруг обрели дыхание жизни и раскрыли еще одну свою тайну. Речь идет о существовании планетных систем даже вокруг молодых звезд, о которых в научной диссертации был только намек, из-за нехватки информации и невозможности найти их аппаратурными методами.
А через день — защита диссертации. Напряжение колоссальное. Усугублялась ситуация одним из отзывов на мою диссертацию. Это был отзыв так называемой «ведущей организации». Сотрудник этой астрономической организации в скором будущем планировал выйти на защиту своей докторской темы по тем же самым «неправильным переменным с непериодическими ослаблениями блеска». Однако интерпретация явлений, приводящих к характерным колебаниям блеска этих звезд, была вразрез с моими выводами. Ему нужно было как-то корректно помешать процессу утверждения моей диссертации, так как в его работах основной причиной падения блеска этих звезд были спонтанные затмения большим количеством пыли, возникающей в их оболочках. Этот ученый выстроил теоретические модели таких процессов в оболочках, но только основываясь на данных по изменению блеска (по так называемым фотометрическим наблюдениям). А у меня, кроме таких наблюдений, было получено обширное количество спектров, что позволило обнаружить быстрые процессы, очень похожие на солнечную активность. Это, так же, как и на нашем Солнце, возникновение магнитных пятен и вспышек. Но масштаб таких процессов на этих звездах был намного мощнее: магнитные пятна могли закрывать поверхность звезды почти наполовину. Поэтому моя диссертация разрушала теорию о пыли в оболочках звезд с непериодическими ослаблениями блеска, или, как иногда их называли, «антивспыхивающих звезд».
В результате я получил отзыв на свою диссертацию не за месяц до защиты на свой домашний адрес, как положено, а за несколько дней по месту моей защиты в Тарту. И когда я прочитал это послание, то понял, почему мне ничего не было послано заранее. По своей сути отзыв был как бы положительным, но следовал ряд замечаний и указаний, что такая научная работа может быть допущена к защите только после существенных исправлений, что ставило под сомнение мою защиту вообще. И все это было написано в достаточно корректной форме: «проделана большая наблюдательная астрофизическая работа, поэтому диссертация может быть допущена к защите, но вот только интерпретация процессов переменности подкачала»; в общем, научная работа и
