Сын и невестка попросили Мао Цзэдуна переписать им на память своей рукой его стихи о Ян Кайхой. Мао Цзэдун подошел к столу, медленно взял в руки кисть, сосредоточился, и из-под кисти полились иероглифы: «Я потерял мой цветок, мою Ян…»
Невестка тут же напомнила свекру:
– Папа, у вас там в тексте: «Мою гордую Ян…» Мао Цзэдун сел и в раздумье сказал:
– Пусть будет «Мой цветок, мою Ян…». Это очень тепло, это по-родственному.
В 1949 г. Мао Цзэдун встречался со своим шурином Ян Кайчжи, с которым впоследствии долго не виделся. Летом 1976 г. Ян Кайчжи, будучи уже стариком, сумел найти в Пекине дом, где жила медсестра, работавшая при Мао Цзэдуне. Он пришел к этой медсестре по фамилии Ли и ее мужу, сотруднику охраны Мао Цзэдуна, по фамилии Вэй. Ян Кайчжи представился и поинтересовался состоянием здоровья Мао Цзэдуна, который тогда был уже практически при смерти. Однако разглашать этот партийно-государственный секрет никому не разрешалось. Поэтому ответом на вопрос Ян Кайчжи было продолжительное красноречивое молчание.
Поняв причину тягостного молчания собеседников, Ян Кайчжи попросил передать Мао Цзэдуну письмо и фотографию. На тот случай, если Мао Цзэдун пожелает с ним повидаться, Ян Кайчжи оставил номер своего телефона, упомянув, что он уже целый месяц находится в Пекине и никак не может связаться с Мао Цзэдуном. Ли во время своего дежурства передала письмо Мао Цзэдуну, когда ему стало чуть полегче. Мао Цзэдун узнал на фотографии Ян Кайчжи, назвал его по имени и велел Ли пригласить его к себе. Однако медсестра, которая, конечно же, согласовала свои действия с соответствующими компетентными органами, решительно ответила: «Вам сейчас не разрешается принимать гостей!» Мао Цзэдун смирился и не возражал. Письмо было положено на стол. Предполагалось, что к нему можно будет вернуться, как только позволит состояние здоровья Мао Цзэдуна. Но улучшения так и не наступило.
Первая часть имени каждого из сыновей Мао Цзэдуна была одинаковой. Она свидетельствовала о принадлежности человека 21-му поколению семьи Мао. Это был значащий корнеслог «ань» – «берег». Возможно, Мао Цзэдун полагал, что его сыновья должны стремиться к «новым берегам». Вообще мысли о воде, реке, ее берегах, ее голубизне или зеленоватом свечении постоянно присутствовали в размышлениях Мао Цзэдуна.
Своего первенца Мао Цзэдун назвал Аньином – «Героем того или иного берега», подчеркнув тем самым «героическое начало», какое он, очевидно, хотел бы видеть в характере своего старшего сына и наследника.
Второго сына он назвал Аньцином – «Голубым берегом», желая, чтобы его имя символизировало «молодость», «первую зелень», «голубизну и синь горизонта».
Третий из сыновей был назван Аньлуном – «Драконом на своем берегу». «Лун» по-китайски означает «дракон». Это и один из символов Китая и императорской власти.
Четвертый сын (уже от Хэ Цзычжэнь – третьей жены Мао Цзэдуна) получил имя Аньхун – «Красный берег». По-китайски «хун» означает «красный». Это также символ успеха и популярности, а кроме того, радости и праздника. Так была подчеркнута желанная для Мао Цзэдуна краска в характере и будущей деятельности этого его сына.
После того как 14 ноября 1930 г. Ян Кайхой была казнена в Чанша, всех трех сыновей Мао Цзэдуна удалось переправить в Шанхай. На всякий случай бабушка изменила их имена. Старшему из братьев было тогда восемь лет, среднему – шесть, а младшему – всего три года. В то время Мао Цзэминь, младший брат Мао Цзэдуна, вел подпольную работу в Шанхае. С его помощью детей устроили в детский сад, находившийся под патронажем подпольной организации. Однако там мальчики пробыли недолго. В апреле 1931 г. шанхайское коммунистическое подполье было разгромлено. Детский сад закрыли. С этой поры никто не заботился о сыновьях Мао Цзэдуна. Младший из детей так и потерялся. Двое старших почти шесть лет, с 1931 по 1936 г., бродяжничали на улицах Шанхая.
Некоторые исследователи утверждали, что именно в эти годы Мао Аньцин получил удар металлическим прутом по голове, от последствий которого так и не смог избавиться.
Только в 1936 г. подпольщики разыскали мальчиков. Сыновей Мао Цзэдуна удалось пристроить в группу людей, сопровождавших командующего добровольческой армией Северо-Восточного Китая генерала Ли Ду в его поездке в страны Западной Европы. Благодаря этому Мао Аньин и Мао Аньцин в 1937 г. попали в Советский Союз.
Там с ведома Сталина и Мао Цзэдуна их поместили в интернациональный детский дом в городе Иваново, предназначенный для детей функционеров зарубежных компартий. Мао Аньин жил там под именем Ян Юнфу; по-русски его звали тогда Сережа. Мао Аньцин жил там под именем Ян Юншу; по-русски его звали Коля.
В начале 1938 г. Мао Цзэдуну доставили из СССР фотографии его сыновей. В марте того же года он написал им письмо. В дальнейшем Мао Цзэдун и Мао Аньин (который в отличие от своего брата умел писать по-китайски) изредка обменивались письмами. Мао Цзэдун давал советы упорно овладевать знаниями, особенно в области естественных наук, проявлять самостоятельность, читать китайские книги, пересылаемые им через представителей КПК в Коминтерне.
К началу Великой Отечественной войны Мао Аньину шел уже девятнадцатый год. Он продолжал учиться в школе и жить в ивановском интернациональном детском доме, где был секретарем комсомольской организации, а также членом Ленинского райкома ВЛКСМ города Иваново.
Мао Аньин внимательно следил за событиями на фронтах Второй мировой войны, переживал неудачи советской Красной Армии.
В конце зимы 1941/42 г. ЦК ВКП(б) предложил всем иностранцам старше 16 лет, находившимся в то время в Советском Союзе, стать гражданами СССР. В ивановском интернациональном детском доме это преподнесли как великую честь. Мао Аньин в ответ на такое предложение отрицательно покачал головой, сказав: «Я – китаец. Я люблю свою родину и буду обязан сразу же вернуться домой, служить своему народу, как только родина меня позовет. Если же я стану гражданином СССР, то окажусь в неловком положении».
В то же время Мао Аньин считал, что хотя он и китаец, но ему необходимо участвовать в борьбе советского народа за свободу и независимость и внести свой вклад в победу в войне против фашизма.
В этой связи в 1942 г. Мао Аньин написал письмо Сталину:
«Ставка Верховного главнокомандующего. Дорогой товарищ Сталин!
Я простой молодой китаец. В течение пяти лет я учился в Советском Союзе, которым Вы руководите. Я люблю СССР точно так же, как я люблю Китай. Я не могу сложа руки наблюдать, как сапог германского фашизма топчет Вашу землю. Я хочу отомстить за миллионы погибших советских людей. Со всей решительностью я прошу отправить меня на фронт. Прошу Вас дать согласие на мою просьбу!
