Сопротивление добровольцев, засевших в порту, было отчаянное, но силы были не равны. Часам к 11 утра порт был занят махновцами, которые затем повели наступление в сторону грязелечебницы. Несомненно, участь города и последовавшего боя решило организованное Махно выступление рыбаков Лисок, захвативших ночью с тыла артиллерию, установленную за кладбищем.
Два дня по дворам города ходили махновцы, разыскивая офицеров и полицейских и тут же их расстреливали, привлекая для успешности розысков уличных мальчишек, платя за каждого найденного по 100 рублей. Обыватели города испуганно попрятались и, кроме рыбаков из Лисок, участия в событиях не принимали… Так прошло два дня…
На третий день появился махновский комендант города, на четвертый прибыл реввоенсовет армии, а еще через день приехал на несколько часов и сам Махно со своим штабом.
Расстрелы прекратились, стала выходить газета «Вольный Бердянск», а город и жители были объявлены вольными. С первых же дней «вольный» город был наводнен тысячами крестьянских подвод, на которые грузилось из магазинов все, что было, и почти три недели на подводах вывозились снаряды, патроны, оружие, снаряжение, уцелевшие при взрыве складов. Все это везлось крестьянами в свои деревни.
Необходимо отметить, что все крестьяне считали себя настоящими махновцами, а коренной элемент махновской армии они иронически называли «раклом».
Городское население в большинстве относилось к Махно отрицательно: торговцы жаловались на грабежи и плохую торговлю; интеллигенция молчаливо осуждала махновскую власть и пряталась от нее; рабочие и ремесленники считали Махно врагом советской власти; рыбаки, принимавшие вначале активное участие, негодовали на невозможность заняться рыбной ловлей. Одни портовые рабочие громко выражали свое удовольствие, внося в жизнь города свой шумный и пьяный восторг.
В силу близости района военных действий подвоз продуктов в город с первых же дней прекратился. Цены на все съестное начали достигать невиданных доселе размеров, пока не появился краткий приказ коменданта города, гласивший: «Батько Махно приказал, чтобы и хлеб и продукты в городе были».
К вечеру того же дня хлеба было сколько угодно, по цене 3 руб. за фунт, вместо существовавшей цены 5 руб. до махновского прихода. После издания этого приказа подводы приходили с продуктами и уходили обратно с награбленными вещами.
X. Борьба Махно с корпусом ген. Шкуро и с губернатором Щетининым
Быстро откатившись под ударами добровольцев от Мариуполя к Воновахе, а затем в сторону Токмака и Полог, Махно 16 октября 1919 г. покинул Бердянск и, после бомбардировки с моря селений Петровского и Новоспасовки, стал, хотя и медленно, с боем отступать к Екатеринославу. В районе этого многострадального города у Махно завязалась продолжительная борьба со Слащевым.
Упорно задерживаясь на линии Бердянск-Чаплино-Синельниково почти всю вторую половину октября, Махно не сумел учесть сил, стойкости, а главное, уменья Слащева вести борьбу с его партизанами. Не мог Махно предугадать и направление главного удара по своей армии, ожидая его со стороны Таганрога, а получив его со стороны Лозовой.
Не придал Махно и должного внимания густой железнодорожной сети Донецкого бассейна, что, однако, не преминуло использовать добровольческое командование, втянув Махно в борьбу на рельсы, вернее, вдоль рельсового пути, пока не подошли части корпуса Шкуро, которые, усилившись бывшей уже там конницей, перешли к стремительной атаке по всему фронту растерявшихся от неожиданного, энергичного нападения махновцев.
Махно пришлось под ударами всюду наседавшей конницы оставлять четырехугольник: Токмак-Чаплино-Синельниково-Александровск и спешно углубляться в район Днепровских плавней.
Это десятидневное метание из стороны в сторону хотя и заставило выдохнуться конные части Шкуро и загнать почти 50 % всех лошадей, но все же нанесло наибольший вред всей армии Махно.
В этих боях погибло много помощников Махно, большая часть кавалерии под командой известного Долженко, почти на 75 % уменьшилась пехота, частью погибшая в боях, а в большинстве рассосавшаяся по деревням, да и сам Махно лишь случайно избег плена и казни.
Случилось это, когда проливные, холодные дожди, часто смешанные со снегом, окончательно испортили дороги и даже легкие махновские тачанки стали вязнуть в грязи.
Махно со своим штабом, конвоем и советом армии, размещенными более чем на трехстах тачанках, после тяжелого ночного перехода расположился на отдых, кажется, в с. Ходунцы.
На рассвете его окружила 2-я терская казачья дивизия, которая так неожиданно понеслась в атаку на колонны тачанок, что только с некоторых махновцы успели открыть пулеметный огонь, остановив этим полный охват колонны. Хвост колонны, воспользовавшись заминкой, пронесся по лесу по еле заметной проселочной дорожке, а преследовавшие его терцы наскочили на распустившееся от дождей болото, завязли в нем и не могли преследовать убегавших махновцев.
Все же терцам досталась богатая добыча — более 200 тачанок с лошадьми и награбленным добром, включая сюда и 400 женщин, служивших в разведывательном отделении штаба махновской армии, досталась им и таганка самого Махно, а в ней короткая из черной дубленой овчины шуба с пришитой надписью на холсте: «Батько Махно». Сам же Махно, его штаб и военно-революционный совет исчезли.
С первых дней появления махновских отрядов в тылу добровольцев, в борьбу с ними вступил екатеринославский губернатор Щетинин, в непосредственном подчинении которого находилось несколько отрядов, составленных в большинстве случаев из чинов государственной стражи. Вскоре, однако, стало ясным, что борьба с махновцами была не под силу Щетинину. Его отряды проявляли излишнюю мстительность, раздражая население.
В эту операцию пришлось втянуть дивизию ген. Вицентьева, который, как офицер генерального штаба, не соглашался с методами борьбы, проводимыми губернатором Щетининым; к тому же генерал был недоволен тем, что ради какого-то Махно его на неопределенное время оторвали от работы на фронте. Между губернатором и ген. Вицентьевым начались трения. Вицентьев стал избегать массовых облав, проверок, обысков, а это замедлило быстроту действия карательных отрядов и дало возможность махновцам отдохнуть и произвести переформирование.
В распоряжении губернатора находились агенты государственной стражи, которые скрывались в местах операций Махно и имели возможность наблюдать не только ход махновского движения, но и знать активных руководителей крестьянской среды. Вот эти-то агенты, уже не ради личного обогащения, а, испытав на себе и своих близких всю беспощадность махновских расправ, «заработали на совесть», решив раз навсегда покончить с ненавистным Махно.
