— Здорово работаешь!
— Да, я здоров… Никогда не болею.
В другой раз говорят:
— Вас примет секретарь ЦК.
— Я с секретарем не хочу говорить. Пусть со мной сам этот Цека поговорит.
1 Мая в Бресте вместе со всеми он пошел на демонстрацию. Это был очень радостный день в его жизни. А вскоре после этого его направили в Минск. Здесь Мессинг встретился с Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко — одним из видных тогда деятелей Советского государства, и был благодарен судьбе за встречу с этим человеком, которому очень многим обязан.
Мессинг вспоминает и о другой важной встрече.
«Мы гастролировали по всей Белоруссии. И однажды, когда я работал на одной из клубных сцен
Гомеля, ко мне подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели меня. Посадили в автомобиль. Я чувствовал, что ничего злого по отношению ко мне они не замышляют. Говорю:
— В гостинице за номер заплатить надо…
Смеются:
— Не волнуйтесь, заплатят.
— Чемоданчик мой прихватить бы.
— И чемоданчик никуда не денется.
Действительно, с чемоданом я встретился в первую же ночь, проведенную не в дороге. И счета мне администрация не прислала, — видно, кто-то заплатил за меня.
Приехали — куда, не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного. Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната. Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:
— Здравствуйте. А я вас на руках носил.
— Как это на руках? — удивился Сталин.
— Первого мая… На демонстрации.
Разговор шел пестрый.
Сталина интересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. Индуктором моим он не был. После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:
— Ох! И хитрец вы, Мессинг.
— Это не я хитрец, — ответил я. — Вот вы так действительно хитрец!
Калинин незаметно потянул меня за рукав».
Со Сталиным он встречался и позже. Вероятно, по его поручению были всесторонне проверены способности Мессинга. Было такое, например, задание: получить 100000 рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не закончился трагически.
«Я подошел к кассиру, — вспоминает Мессинг, — сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал 100000. Для меня это было повторением того случая с кондуктором, когда я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда.
Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт! К счастью, он потом выздоровел».
Другое задание состояло в том, чтобы пройти в кабинет очень высокопоставленного лица, тщательно охраняемый. Пройти, разумеется, без пропуска. Он выполнил без труда и это задание. Уйти из карцера в полицейском участке, о чем Вольф Григорьевич рассказывал выше, было куда труднее.
Рассказы об этих весьма своеобразных «психологических опытах» широко расходились по Москве. А его все продолжали прощупывать, проверять: считали «опасным человеком».
«Можно ли доверять тебе?» — нередко думал мой собеседник. А очень часто и еще хуже: «Врешь ты все… Только выпусти тебя из глаз! С такими способностями, да чтобы их для себя не использовать…
Наконец, «проверки» кончились. Видимо, не без вмешательства самой высокой инстанции. Мессинг начал работать. Первые гастроли — в Одессе и Харькове. Он уже начал привыкать, радостно привыкать к совершенно новой для него аудитории. В июне 1941 года поехал в Грузию. Это было в воскресенье 22 июня. Накануне, в субботу, состоялось его выступление, оно прошло очень успешно. В воскресенье утром поехали на фуникулере. Но Мессин-гу все время было почему-то не по себе. Настроение чудовищно скверное. И вот в двенадцать часов по московскому времени — речь Молотова о нападении немецких войск.
Возвращались в Москву поездом. Уже были затемненными станции. Почти на каждой — проверка документов. В бдительности патрулей Мессингу пришлось убедиться на собственном опыте: несколько экстравагантная внешность, иностранный акцент привели к тому, что его несколько раз принимали за шпиона. Выручал первый советский «импресарио», ездивший с ним, писатель Виктор Финк.
По приезде в Москву, как только Мессинг остался на улице один — Финк прямо с вокзала отправился к себе домой, — его все-таки арестовали. А через несколько дней, когда спросил, как пройти на такую-то улицу, его снова арестовали.
В эти тяжкие дни начала войны он пережил тяжелые минуты: внутренне почувствовал себя лишним. Перед ним встал вопрос: чем он, Мессинг, может помочь своей второй Родине в борьбе с фашистской чумой? Не самому же идти воевать с его-то здоровьем… Оставалось искусство, талант. Но кому нужен был в такое время Вольф Мессинг с его психологическими опытами?
Оказалось, что это не так. Мессинга эвакуировали в Новосибирск. А там его хотели видеть и в госпиталях, и рабочие оборонных заводов, по неделям не покидающие цехов, и бойцы формирующихся частей, подразделений. Нередко залы заполняли люди, пришедшие прямо от станков. И уходили они тоже к станкам. Бойцы иной раз держали в руках винтовки. И он делал все, что мог, чтобы вдохновить всех их своим искусством, дать им заряд новых сил для труда и борьбы.
Свои личные сбережения Вольф Мессинг отдал на оборону страны, для скорейшего разгрома фашизма. Так поступали в те годы многие люди. На эти средства были построены два самолета, которые Мессинг подарил военным летчикам, первый — в 1942-м, второй — в 1944 году. У него до последних дней хранился экземпляр многотиражной газеты «Летчик Балтики» от 22 мая 1944 года. В ней Герой Советского Союза летчик капитан К. Ковалев рассказывает о встрече с Мессингом и о том, как он получил самолет…
На подаренной им машине он сбил 23 вражеских самолета и счастливо закончил бои в Германии.
Рассказывает Татьяна ЛунгинаШли годы… Я гордилась дружбой с Мессингом. Неожиданно на горизонте появилось штормовое облачко. Аида пала жертвой рака груди. Снова в нашу жизнь вошла больница, и теперь мы были не на шутку встревожены. После удаления груди Аида прошла курс интенсивной терапии. Несомненно, Мессинг предвидел конец. Он впал в депрессию, и в их семье установилось тягостное напряжение.
