Тенор Никольский был обязан мне поступлением своим на императорский театр. Перед публикой он появился в первый раз в студенческом концерте, где пел романс «Скажите ей». Второй раз он участвовал в моем концерте и пел уже оперные сцены: квартет из «Риголето», трио из «Жизни за даря». Концерт мой был великим постом в Александринском театре. После этого концерта, дирекция предложила Никольскому поступить на сцену на выгодных условиях. Он служил тогда в капелле, где до пенсии надо прослужить 35 лет, в театре же только 20. Кроме того, ему предложили перейти в театр с тем, чтобы засчитать прослуженное им в капелле время. Жалованья назначили 2000 рублей и 50 рублей разовых. Конечно, он не задумался принять это предложение. Переговоры шли через меня; я передала дирекции о его согласии, а дня через два Никольский заезжает ко мне и говорит, что у него был тенор С., который наговорил ему такие ужасы про театр, что он испугался и не решается принять предложения дирекции. Но я сумела повлиять на него так, что он сказал: «Пускай пишут контракт, я подпишу». Я сообщила об этом дирекции и Никольский поступил в русскую оперу, где, как известно, имел большой успех.
Отношения наши по-видимому были самые дружеские; он видел во мне человека, который, кроме добра, ничего не желал ему. И вот через год после его поступления я давала в театре концерт и просила его участвовать. Он согласился. В программе поставлены были ансамбли. Вдруг, накануне концерта, Никольский присылает мне отказ, не объясняя его ни болезнью, ни другой какой причиной, и требует, чтобы с афиши снято было непременно его имя. Билеты были все уже проданы, и я затруднялась исполнить его требование, боясь, чтобы из-за этого не возвратили билеты. Однако же, надо было это сделать, фамилию его с афиши я сняла — и не смотря на это ни одного билета не было возвращено.
Впоследствии, когда начались и против Никольского интриги, он объяснил мне свой поступок следующим образом: за два дня до моего концерта, он был на вечере, где находился также капельмейстер Лядов и где последний и уговорил его сделать эту гадость, рассчитывая конечно поднять в публике целую бурю против меня и побудить купивших билеты на мой концерт, возвратить их. Но, как я сказала, интрига не удалась, и билетов не возвратил никто.
Оперы, которые ставились со мною. — Отношение ко мне М.И. Глинки. — Рассказы о нем. — Мнение его о Даргомыжском и Кашперове.
Теперь расскажу о том, как относились ко мне разные композиторы и какие оперы ставили со мною.
Опера «Русалка» А.С. Даргомыжского в первый раз ставилась, и в Петербурге, и в Москве, со мною. Я исполняла роль княгини. Когда при постановке оперы хозяевами были сами композиторы, то все контральтовые роли отдавались мне, не смотря ни на какие интриги. Опера «Русалка» ставилась в Петербурге самим Даргомыжским. Ария княгини «Чу, кажется, трубят!» была настолько сильно оркестрована, что А.С. пришлось переменить всю оркестровку, так как эту арию не было возможности петь. Даргомыжский очень дорожил квартетом с хором во 2-м действии «Не к добру на свадьбе нашей» и мне вспоминается указание его относительно темпа этого квартета: какой бы медленный темп мы ни брали, Даргомыжский просил петь еще медленнее. Я упоминаю об этом для того, что некоторые капельмейстеры могут не знать желания покойного композитора.
Опера «Мазепа» Фитингофа была вторая, поставленная со мною. Роль Орлика, по желанию композитора, была отдана мне и потому недоброжелатели мои, конечно, употребили все старания, чтобы опера недолго удержалась на репертуаре.
Опера «Кроатка» Дютша поставлена была мною в мой бенефис. Главная теноровая партия исполнялась Сетовым. Опера имела большой успех и так как успеху содействовало значительно мое пение, то нашлись личности, которые постарались, или, лучше сказать, ухитрились, сделать так, чтобы опера эта шла всего только два, три раза и затем похоронили ее. Дело вышло так: в день спектакля Сетов присылает сказать, что болен. Несколько времени спустя оперу назначают опять. Театр полон и опять перед началом анонсируют, что опера не пойдет. Так назначали эту оперу раз пять и постоянно она почему-нибудь не шла, а когда назначили в шестой раз, то публики собралось менее, нежели полтеатра. Этого-то именно и желали, потому что существует правило: когда при повторении оперы не выручается известная определенная цифра сбора, оперу эту кладут под спуд. Дютш был так огорчен, что захворал и умер.
Опера «Наташа» или «Волжские разбойники», сочинения Вильбоа, тоже поставлена была в мой бенефис.
Опера «Рогнеда» Серова шла также со мной. Первое время я исполняла роль Скульды, так как партия Рогнеды была написана композитором для сопрано и для этой роли даже нарочно выписана была певица из-за границы. В то же время композитор транспонировал раз для меня балладу из «Рогнеды» и я ее спела. Серову до того понравилось мое исполнение, что он решился переделать роль Рогнеды для меня. Когда в тот же год я жила на собственной моей даче, в Ораниенбауме, в июле месяце, Серов приехал ко мне. Я была, конечно, очень рада принять его у себя и предложила ему с женой и с маленьким сыном помещение. Они оставались у меня до осени, и здесь Серов переделал партию Рогнеды для моего голоса, а осенью я в ней выступила. Эта партия необыкновенно выиграла в контральтовом переложении и имела громадный успех.
Другая опера Серова «Вражья сила» была также поставлена со мной. Когда Серов писал ее, то заранее восторгался, воображая, каково будет мое исполнение роли Спиридоновны и не ошибся. К сожалению, ему не пришлось видеть этой оперы на сцене. Он умер, не отделав ее вполне и инструментовка последнего акта, как известно, докончена была, после уже смерти Серова, Соловьевым.
Опера «Ратклиф» сочинения Кюи ставилась в Петербурге в мой бенефис, имела огромный успех и также долго не удержалась, по всем вероятиям потому, что исполнение мое роли Маргариты было слишком для меня выгодно.
Две картины из оперы «Борис Годунов» сочинения Мусорского шли также со мной, и Мусорский, живя у меня на даче, работал над двумя другими своими операми «Хованщина» и «Сорочинская ярмарка» и там их окончил.
Опера «Гроза» Кашперова шла также со мной. Исполняя роль Варвары, я имела такой успех, что А.Н. Островский, увидев меня в этой роли, сказал мне: «Я мечтаю в драме о такой Варваре, какую вы исполнили в опере». Ария «Ах ты, матушка родимая» выходила у меня особенно удачно.
Относительно иностранных опер нечего и говорить, что я пела почти все контральтовые партии в операх, которые шли во время моей службы, главная же моя роль была в Лоэнгрине, партия Ортруды.
