Впоследствии в 1944 году Горский был переведен в посольство СССР в Вашингтоне на должность первого секретаря под фамилией Анатолий Громов. Перед ним была поставлена задача привлекать доброжелателей из числа американских коммунистов в агентурную сеть НКВД, при этом им нередко рекомендовалось прекратить всякие отношения со своими товарищами по партии, разумеется, если того требовали интересы священной конспирации. Члены компартии находились на подозрении у властей и, кроме того, они слишком много болтали языком. Одна из вроде бы доброжелательных активисток Элизабет Бентли расстроилась из-за указаний, пришедших из Москвы, и обратилась в ФБР, рассказав обо всем. Прикрытие Горского было скомпрометировано, и ему пришлось в конце 1945 года возвратиться в Москву.
Когда сотрудник легальной резидентуры разведки за рубежом попадается с поличным при проведении разведывательной операции, то, как правило, ему разрешают вернуться в свою страну. В таких случаях правительства обеих стран играют в одну и ту же игру — одно из них выдвигает обвинения, другое — заявляет о своей невиновности, а дипломатические отношения между странами идут своим обычным ходом. Когда же разоблачают «нелегала», игра приобретает другой характер: одна сторона становится обвинителем, а вторая отрицает, что знает обвиняемого. Не имея дипломатического статуса, а следовательно, и дипломатического иммунитета, «нелегал» вынужден бежать, используя заранее заготовленный маршрут и поддельные документы. Если он попадется, его арестуют и осудят. В таких случаях его правительство отказывается нести какую-либо ответственность за него.
Заместитель Горского Владимир Барковский не упоминается в служебной записке, но он, несомненно, участвовал в ее редактировании. Перед ним, как инженером по образованию, стояла задача фильтровать информацию, полученную от агента Листа и уточнять для Центра технические детали. В то лето, спустя несколько дней после нападения нацистов на СССР, он отличился тем, что добыл для своей страны средство защиты судов от немецких магнитных мин. Офицер британского королевского флота передал детальные чертежи противоминной системы, заметив при этом, что если Великобритания испытывает потребность в таком устройстве, то и Советский Союз как страна, только что вступившая в войну, тем более быстро найдет ему применение. Игорь Курчатов — будущий руководитель советского атомного проекта, только недавно занялся этой проблемой. Хотя чертежи противоминных средств были совершенно неожиданным подарком, Барковский на этом заработал себе значительный авторитет «за умение готовить и использовать надежные источники информации».
Будучи на шесть лет моложе Горского, Барковский выглядел строго элегантным в своем костюме с широкими лацканами, при галстуке, но без чопорности его шефа. Средней комплекции, темноволосый, с пропорциональными чертами лица, которое обычно сохраняло доброжелательное выражение, он выглядел несколько обезличенным. Короче говоря, у Барковского была внешность, которую очень ценят в секретных агентах — ему легко было всюду пройти незамеченным.
Источник Горского по атомной проблематике носил имя Джон Кэйрнкросс. В то время он проходил по оперативной переписке под псевдонимом Лист (Lizst) по фамилии венгерского композитора Ференца Листа (это было связано с пристрастием агента к классической музыке). Хотя такая практика является нарушением требований конспирации, однако нередки случаи, когда псевдоним агента несет на себе оттенок личных качеств человека, которому он присвоен. Другой советский агент Дональд Маклин, с которым мы еще встретимся в этой книге, поначалу получил псевдоним Сирота, так как его отец скончался в 1932 году. Агенту Энтони Бёрджессу, известному гомосексуалисту, присвоили псевдоним [email protected] (девушка — нем.). В дальнейшем Кэйрнкросса нарекли Мольером, так как он написал эссе о творчестве прославленного французского драматурга. Маклин впоследствии получил псевдоним Гомер.
Кэйрнкросс и Маклин принадлежали к группе радикальных студентов, завербованных НКВД в Кембриджском университете и получивших впоследствии общее название «кембриджская пятерка». Другими членами группы были: Ким Филби, Энтони Бёрджесс и Энтони Блант. Кэйрнкросс происходил из шотландской семьи со скромным достатком, а остальные были строптивыми отпрысками британских аристократических фамилий, баловнями высшего класса, который с пренебрежением относился к выходцам из буржуазной среды. Они называли его мужланом, а он их — снобами. Он ненавидел этих мерзких богачей, они же обожали, причем абсолютно абстрактно, благородных бедняков, и всех их сближала симпатия к марксистской теории классовой борьбы.
Политические взгляды «кембриджской пятерки» сформировались в тридцатые годы. Свидетели экономической депрессии и лишений, которые выпали на долю трудящихся, противники развивавшегося на континенте фашизма, они считали, что нашли в «русском эксперименте» ключ к решению всех мировых проблем. Полная занятость, индустриализация, бесплатная медицина и всеобщее образование — все эти программы сталинского Советского Союза завораживали их, раскрывая, как им казалось, пути дальнейшего общественного развития. Взяв на вооружение идеологию, которая обещала наказать господствующий класс и установить во всех странах диктатуру пролетариата, они повсюду искали доводы в пользу этих догм.
Кроме того, как подчеркивали многие эти агенты, они психологически были настроены на подпольную деятельность, позволявшую им бороться и даже уничтожать класс, который они презирали; более того, эта деятельность утверждала в них ощущение собственной незаурядности и исключительности. Будучи чиновниками правительственных ведомств, они располагали возможностью нанести государству ущерб, выдав его секреты. «Я не могу утверждать, что мне нравится эта работа, — заявил однажды Маклин в Центре НКВД, — но я считаю, что это одна из позиций нашей великой борьбы, к которой я лучше всего приспособлен, и я намерен продолжать эту работу до тех пор, пока не выполню ее до конца».
Разумеется, они понимали, что если их изобличат, то заклеймят как предателей, но такой возможный приговор представлялся им следствием близорукости и невежества, в то время как сами они были убеждены в том, что являются борцами за идею, которых прогрессивные силы человечества прославят как героев. Как ни странно, нечто подобное произошло. В 1983 году газета «Известия» напечатала некролог Маклина, назвав его «человеком высоких моральных качеств, преданным коммунистом и хорошим товарищем».
Кэйрнкросса завербовали последним (именно он, пятый член пятерки, долгое время оставался невыявленным). На него вышли, после того как НКВД долго изучал его через четырех уже завербованных членов группы. Их мнения в отношении Кэйрнкросса были положительными, не считая отдельных пренебрежительных замечаний по поводу «отсутствия у него природного изящества». Блестяще образованный, хотя и несколько небрежный в языке и одежде, он в 1936 году легко был принят на работу в Форин Офис, где старорежимная атмосфера и архаические предрассудки его коллег только усилили его марксистские убеждения. Поработав на разных должностях, он в 1940 году становится личным секретарем лорда Морриса Хэнки. После этого он превратился для Москвы в бесценный источник информации. Хэнки был секретарем кабинета министров и, помимо своих многочисленных прямых должностных обязанностей, много сделал для создания британской разведывательной службы — знаменитой СИС. Этот добродушный человек пользовался большим влиянием в правительстве благодаря тому, что возглавлял множество его комитетов и комиссий. Кэйрнкросс вошел в доверие к М. Хэнки и передавал в Центр информацию, основанную на анализе его служебных дел и поступающей в его адрес почты.
