Единственным человеком, который не изменил своего отношения к Королёву, был Евгений Сергеевич Щетинков. Он не боялся говорить о Клейменове, Лангемаке и Глушко. Кто-то из сослуживцев сказал, что Щетинков может себе это позволить, потому что у него туберкулез. Он действительно был тяжело болен. Обычно весной и осенью он уезжал работать над расчетами в Абастумани – погода в Москве в это время года была для него губительна. Но в эту весну он оттягивал отъезд. Он понимал, что жить ему осталось недолго, и хотел напоследок сделать что-то значительное – ракетоплан виделся ему именно таким, и он старался хоть как-то поддержать Королёва. А Королёв продолжал огневые испытания, запланированные еще с Глушко. Работать с азотной кислотой было трудно, механики обжигали руки. На ракетной торпеде взорвались баки. Через неделю Сергей Павлович назначил новые испытания ракеты. Давление было высоким, до сорока атмосфер, – из-за этого вырвало штуцер. Когда справились с неполадкой, Королёв велел залить основные компоненты и продолжить испытания. Арвид Палло отказался – обнаружилась течь, может произойти взрыв. Королёв обратился за поддержкой к стендовикам Волкову и Косятову. Они хмуро промолчали. Сергей Павлович вспылил, сказал, что сам проведет испытания. Подействовало, все разошлись по своим местам, приступили к работе. Давление нарастало с громким шипением, заглушающим звуки. Потом резко наступила тишина…
Королёв стоял, закрыв лицо руками. Между пальцев стекала кровь. Вырвавшийся осколок трубы ударил его в висок. Сергей Павлович выбежал во двор, там и упал. Вызвали «скорую». Королёва отвезли в Боткинскую больницу, где работала его жена. Он пролежал в двухместной палате травматологического отделения две недели. У Сергея Павловича была трещина в черепе, к счастью, удар был скользящим, еще бы несколько миллиметров и…
Королёв выписался и долечивался дома, а когда вернулся в институт, то узнал, что 1 июня Слонимер подписал приказ свернуть работы по ракетоплану. Этот удар был гораздо сильнее, чем попавший ему в висок осколок трубы. За помощью Королёву обращаться было не к кому – Циолковский умер, Эйдеман, Тухачевский расстреляны. Сергей Павлович не собирался сдаваться. Однажды вечером, возвращаясь домой, он заметил слежку – два человека в темных костюмах. После ареста Глушко он понимал, что это рано или поздно произойдет. Королёв медленно поднимался по лестнице в свою квартиру. Хорошо, что жена отвезла Наташу на дачу к бабушке Соне. Девочка не должна видеть, как придут за отцом. В их ведомственном доме почти каждую ночь кого-то арестовывали. Может, обойдется, может, следили за кем-то другим. Королёвы поужинали. Когда раздался звонок в дверь, Сергей Павлович понял, что пришли именно за ним…
Чекистов было трое, с ними дворник. Он уже привык почти каждую ночь быть понятым, и тихо дремал в прихожей на табуретке. В квартире в это время проводили обыск: от дверей по часовой стрелке. Королёв сидел молча на стуле посередине комнаты. Искали лениво, неохотно – по опыту знали, что ничего запрещенного не найдут. Один из чекистов сидел за письменным столом Сергея Павловича и составлял протокол. Где-то за окном лаяла собака. Ксения Максимилиановна, хоть и жила в постоянном напряжении ожидания ареста мужа, к такому повороту событий оказалась совсем не готова, и когда один из чекистов мирно предложил ей собрать вещи, не сразу и поняла – какие вещи, куда. А когда осознала – в тюрьму – дрожащими руками стала доставать из шкафа белье, какую-то одежду. С обыском чекисты закончили только к утру. Уже светало, когда Сергей Павлович стал одеваться. Он написал доверенность на получение зарплаты – больше не было причин медлить. Уходя, сказал жене, как говорили многие арестованные:
– Ты знаешь: вины за мной никакой нет…
Арест Королёва санкционировал Рагинский – заместитель Генерального прокурора Вышинского. Основания для ареста: показания Клейменова, Лангемака, Глушко – все трое называли Сергея Павловича участником контрреволюционной троцкистской организации внутри РНИИ. Следствие по делу Королёва вели младшие лейтенанты оперуполномоченные Быков и Шестаков.
К подследственным применяли самые жестокие методы допроса. Избивали, ставили на «конвейер» – заключенного заставляли стоять у стены без сна, без пищи, а в это время трое следователей сменяли друг друга. Если подследственный терял сознание – фельдшер приводил его в чувство и допрос продолжался. В ящике стола у следователей лежали разные доморощенные приспособления для пыток: куски резиновых шлангов с металлом внутри, плетенки из кабеля со свинцовой изоляцией, бутылочные пробки со вставленными внутрь булавками так, что жало выходило наружу на два-три миллиметра. Через все это пришлось пройти и Королёву. У следователей была какая-то иезуитская логика. У Королёва спрашивали, работал ли он в НИИ-3? Да, работал. Так, институтом руководил вредитель и немецкий шпион Клейменов, значит, Королёв выполнял указания вредителя и немецкого шпиона. Но все сотрудники выполняли распоряжения начальника института, возражал Сергей Павлович и так же получал удар страшной силы в лицо. Ему давали читать показания Глушко. Вот, ваш дружок сознался, что вел подрывную работу с целью ослабления мощи Советского Союза, сорвал снабжение армии азотно-реактивными двигателями. Королёв пытался объяснить, что Глушко, наоборот, делал все, чтобы двигатель ОРМ-65 работал. Тщетно, следователей не интересовали технические подробности. Глушко – вредитель, Королёв работал вместе с Глушко, значит – тоже вредитель.
Сразу после ареста мужа Ксения Максимилиановна поехала на Кузнецкий мост, в приемную НКВД. Ничего утешительного ей там не сказали – арестован, ведется следствие. Она созвонилась с родственниками, вечером собрался семейный совет. Решили, что если хлопотать о Сергее будет Ксения, то ее тоже арестуют. Спасти сына пыталась Мария Николаевна. В НКВД ее не пустили. Она написала письмо Сталину – ответа не получила. Как многие другие матери и жены, она не собиралась опускать руки, но разве можно выиграть у Системы?
Королёв, технарь, погруженный в свои расчеты, искренне не понимал, как можно всерьез интересоваться политикой. Он никогда не вникал в разногласия Троцкого со Сталиным, или, например, Тухачевского с Орджоникидзе. Это интересовало его постольку, поскольку эти люди могли влиять на его дело – ракеты. Только они занимали его ум. И вот Королёва Сергея Павловича обвиняют в преступлениях, обозначенных в статье 58, пунктах 7 и 11 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Пункт 7 – это «подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенной в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий или противодействия их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций, влекут за собой высшую меру социальной защиты – расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и тем самым гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества».
