Отбомбившись, «летающие танки» на этом не успокоились, а продолжали неутомимо делать заход за заходом, обрушивая на врагов целый ливень шквального пушечно-пулеметного огня. Невольно поеживаюсь, припомнив августовскую штурмовку, учиненную нам «Юнкерсами».
Вдруг слева, из облачка, незаметно выскользнули два мессера. Один пошел выше «карусели», отвлекая внимание наших летчиков, а второй ловко затесался в круг (опытный, гад!) и пристроился в хвост Илу, выходящему из пике. Замираю в тоске, бессильно сжав кулаки... Сейчас рубанет. Однако другой пилот, самолет которого только что начал пикирование, заметил фашиста и, резко задрав нос машины, закатил такую очередь из своих пулеметов и пушки по наглецу, что тот мигом испуганно отвалил вправо. Вот орлы!
И едва «Мессершмитт» оказался чуть в стороне от «Ильюшиных», тотчас торопливо «запукала», захлебываясь от ярости, наша зенитка-сорокапятка, каким-то непонятным образом успевшая появиться несколько впереди нас. Вереница белоснежных клубочков на голубоватом фоне стремительно протянулась наперерез немецкому истребителю, и – какой восторг! – сверкнул короткой молнией взрыв прямо на хвосте мессера. Куцый, он беспорядочно закувыркался, падая вниз, роняя «перышки». В светлом еще небе вспыхнул шелковый купол парашюта. Его медленно относило в наше расположение.
Получасом позже два пехотинца вели мимо нас взятого в плен немецкого летчика. Руки у него связаны за спиной. Окликаем конвоиров и приглашаем перекурить за компанию. Они охотно подходят. Плотный белобрысый немец, с исцарапанным и украшенным синяками лицом, которое еще не потеряло испуганно-наглого выражения, стоит метрах в пяти от самоходки и, редко мигая белыми поросячьими ресницами, бросает исподтишка на курильщиков злобные взгляды.
Солдат, что постарше, неторопливо, со смаком затягиваясь, рассказывает, как брали фашиста. Он отстреливался до последнего патрона, который на себя, однако, тратить не стал, потом пустился удирать, а когда его догнали – дрался и кусался, как бешеный, пока не скрутили.
– Эсэсовская сволочь. Мы б его на месте... да велено живьем доставить, – затаптывая окурок, закончил боец.
Ночью, получив приказ из штаба полка, мы на малом газу выбрались из западни и ушли на другой участок.
17 сентября
С рассвета продвигаемся вперед, преследуя отходящего противника по пятам. В большом лесном массиве, который прошли насквозь, используя просеки или сами прокладывая их, напоролись на огонь приземистых ПТО, хитро расставленных в пятнистой тени листвы на углах лесных квадратов, где перекрещиваются просеки. Но так как танки и самоходки двигались через лес не одной, а тремя параллельными колоннами, то суматошное тявканье противотанковых немецких орудий смолкло так же внезапно, как и началось. Несколько пушек было с ходу вдавлено в землю, а прислуга с уцелевших предпочла спастись бегством, правильно рассчитывая на плохое «зрение» бронированных машин в густых чащах.
Неожиданно лес кончился, и полк, развернувшись на поле в линию взводных колонн и ведя огонь с ходу, быстро и, главное, без потерь оседлал шоссе.
Стали прочно за гребнем высоты, осматриваемся, и тотчас же откуда ни возьмись подкатывает следом батарея 76-миллиметровок на машинной тяге. Расторопные артиллеристы, не мешкая ни минуты, заняли огневые позиции неподалеку от наших ИСУ и ИСов и взяли на прицел всю видимую часть шоссе. Мы с Дмитрием узнали среди пушкарей знакомых и вылезли поговорить. В течение минуты выяснилось, что это уже третья наша встреча с артиллеристами и что произошла она вовсе не случайно. У батарейцев задача – поддерживать действия нашего полка в наступлении, подавляя огневые точки врага, особенно опасные на флангах. А наступать в этих местах часто приходится без соседей.
Самый интересный человек на батарее, как мне показалось, – артиллерийский разведчик. Он ничем не выделяется среди своих товарищей: ни ростом, ни выправкой, ни солеными прибаутками, – но достаточно всего один раз внимательно всмотреться в его лицо, простое и суровое лицо солдата, с неулыбчивыми и все-таки добрыми глазами, чтобы почувствовать невольное расположение к нему. Из-за нескольких шрамов (один из них был совсем свежий, нежно-розовый) лицо разведчика, как это ни странно, ничуть не казалось уродливым, а скорее наоборот. Артиллеристы – солдаты и офицеры, даже сам комбат – обращались к нему уважительно. Он отвечал неторопливо, с достоинством. Улучив тихую минуту, ребята наши захотели выпытать у него, как там и что в разведке, но он только угрюмо отшутился, сказав, что в ночное время освещает потайным фонариком женские лица, выбирая самое красивое. Любопытные пожали плечами и отстали, а командир орудийного расчета, молодой старший сержант, незаметно поманил нас пальцем за самоходку и тихо объяснил, что разведчик этот вот уже три года разыскивает свою жену, попавшую в оккупацию вместе с двумя детьми и затем угнанную куда-то немцами...
Во время этого короткого невеселого разговора позади самоходки (она была правофланговой) неожиданно грохнул сильный взрыв, и тотчас – другой, совсем близко от нас. Все живо спрыгнули в немецкий окоп, возле которого стояла машина. Лишь разведчик спокойно продолжал стоять, прислонясь к левому ведущему колесу, а минуту спустя повернул к нам лицо и сердито произнес:
– Вот черти! По своим как точно жарят! Метров на десять бы ошиблись – всем нам крышка... Стодвадцатимиллиметровка. Расстояние – около двух тысяч метров... Больше сюда бить не станут, – добавил он со знанием дела и полез в карман шаровар за кисетом. – Прокурим, что ли?
18 сентября
Написал и передал комбату представление о награждении наводчика Дмитрия Салова. Вот молодец! Побольше бы таких! Здесь же, на передовой, получаю прямо в руки сразу три письма: от Лиды, мамы и Майки. На душе празднично, хотя и не читал их еще.
19 сентября
Опять двинулись в наступление. Сегодня взяли Валгу (по-эстонски – Валку). Граница двух наших прибалтийских республик проходит по этому городу. В Москве был дан салют.
20 сентября
Как только достаточно рассвело, открываем огонь всем полком. Мы никак не убываем в силе, потому что к нам то и дело поступает пополнение из тяжелых полков, растерявших матчасть в ходе долгого и трудного наступления. Армейское командование почему-то решило сплавлять все уцелевшие тяжелые машины именно в наш полк. Это делает Краснозвездному Краматорскому честь, но люди в нем уже устали порядком... Теперь мы превратились в самоходно-танковый полк: у нас есть несколько ИСов.
Еще не успело подняться в туманах солнце, как из населенного пункта Молочный Завод прибежал санинструктор из пехотного батальона, что переправился ночью через речку и выбил немцев, не ожидавших, по-видимому, такой дерзости. На сержанте-связном висела пухлая зеленая сума с белым крестом на крышке. Отдуваясь, он спросил командира полка. Федотов, мой комбат, направил гонца к подполковнику. Вскоре командир сам появился возле нашей батареи (она стояла ближе всех к дороге, ведущей к Молочному Заводу) и приказал немедля помочь пехоте.
