получал карточку «за счет подсобного хозяйства», по которой мне еще полагалось: мяса 8600 гр., масла —1,5 кг.
Все эти карточки сдавались в столовую и получалось хорошее питание. За день я платил (с хлебом — 600 гр.) от 12 до 18-ти рублей, в зависимости от того, какое мясо было.
С 12.Х «подсобное хозяйство» отменили, осталась только основная карточка, по которой в столовой я и кормлюсь. Я купил на рынке за 25 рублей 1 кг мяса — баранину, сдал в столовую, и мне готовят из него дополнительные блюда. Одного кг мяса мне хватит на 4 дня, потом я куплю еще. Таким образом, день питания теперь мне обходится в 12–13 рублей.
Иногда прикупаю 0,5литра молока, в основном я сыт, и, кажется, поправился даже. Если бы я имел свою комнату, то не питался бы в столовой, а варил-бы себе сам. Это было бы сытней и дешевле.
Картошка здесь стоит сейчас 2р. за кг. Привезти домой не смогу, так как очень трудно сесть на поезд, имея груз.
По дороге в Москву я заеду в Горький на 1–2 дня, чтоб:
1) повидаться с Володей и договориться с ним о дальнейшем;
2) получить подъемные, месячный оклад, в Управлении, на что требуется резолюция Володи, которую, я надеюсь, он даст.
Работы у меня много, предприятие не маленькое — 450 ч. рабочих. За этот период я проделал ряд мероприятий, очень одобренных командованием. Кроме выполнения основной программы, у меня ведутся значительные строительные работы по расширению, так как с 1.XI я должен начать массовый выпуск стройдеталей: оконных переплетов, оконных и дверных коробок и полотен для 3000 2-х квартирных домов. Так что предстоит большая работа, надо ее осилить. Это — задание ЦК ВКП(б) и Совета Министров.
Люди здесь довольно скучные, правда я ни у кого не бываю, кроме нескольких раз, что был у Нач. ОКС’а инженера Майзелиса — симпатичная семья.
Часто, 2–3 раза в неделю, в клубе бывает кино звуковое, я хожу на каждую картину. Смотрел «Клятву», «Руслан и Людмилу», «В 6 часов вечера после войны», «Котовский», «Донбасс».
В течение всего времени стояли плохие погоды: дожди, слякоть, холодно и сыро. Несколько раз выпадал и стаивал снег. С 1.XI должна установиться зима.
С обмундированием будет обстоять не так хорошо, как я думал. Больше, чем на валенки расчитывать нельзя. Мне обязательно нужны будут: зимняя куртка (полупальто), суконные или ватные брюки. Телогрейка у меня есть дома, надо только будет пришить к ней воротник из такого же материала и хлястик широкий.
Как обстоят дела у тебя, моя женушка? Тебе сейчас приходится трудно и с деньгами, и с продуктами. Дополнительные карточки, наверное, и в Москве отменили? Как ты сейчас обходишься? Все надо покупать на рынке? Как же вы питаетесь? Как твое здоровье, моя любимая? Спасибо тебе за внимание и заботу, что ты оказываешь мне. Я имею в виду генеральную уборку, которую вы произвели в ожидании моего приезда.
Маронику я пишу отдельно.
Конечно, я очень огорчен его неуспехами в школе. Но я думаю, что здесь подействовал мой приезд домой. Мальчик был расстроен, вышиблен из обычной колеи. Может это явилось причиной его рассеянности, невнимательности?
Не надо его наказывать, тем более пороть. Бывает, что поделаешь? Как хочется мне к вам, моим родным, любимым!
Сейчас уже не пиши мне писем, они не застанут меня. Бываешь ли ты у Паши? Почему нет от них писем, все ли у них хорошо?
Ну, пока, моя дорогая!
Крепко, крепко обнимаю тебя и горячо целую, твой Сема.
Привет маме, Самуилу с Нюней, Люсе, Нюмику и Людмиле, всем родным.
Здравствуй, любимый мой сын!
Как видишь, я задержался немного. Но я скоро приеду, не позже 25-го октября. Очень соскучился, конечно, по тебе и по мамочке.
Мароник! Я очень огорчен твоей невнимательностью в учебе, результатом которой явились плохие отметки.
Двойка по-английскому языку, четверки по остальным предметам — это позор для тебя. Ты можешь и обязан учиться отлично. Все зависит только от тебя самого, от твоего желания, внимательности, дисциплинированности и прилежания. Никаких оправданий тебе быть не может. И в музыке ты отстаешь только потому, что ленишься и невнимателен. До каких пор это будет продолжаться, что мамочка, у которой и без того много забот и дел, должна сидеть с тобой у пианино и следить за твоими занятиями? Неужели ты не можешь самостоятельно готовить уроки? Или только футбол у тебя в голове. Только шалости?
Надо быть серьезнее, ты уже не маленький, должен понимать, что ты являешься единственным нашим сыном, нашей опорой и нашей надеждой. Ты — пионер, будущий гражданин великой страны Советов, должен учиться, учиться и учиться, чтоб быть достойным этого почетного звания.
Я хочу, чтоб ты улучшил свои успехи в учебе к моему приезду. Ты должен мне обещать это.
Передай привет своему товарищу Игорю и учительнице Эсфирь Марковне и Ольге Александровне (так кажется, зовут твою учительницу в школе?).
Привет и поцелуй крепонько за меня нашу мамусю.
Привет бабушкам твоим, дяде Самуилу и тете Нюне, Люсе, Нюме, тете Паше и тете Розе, Инге и Нине, всем родным.
Крепко тебя целую
твой папа Сема.
14. Х. 1946 г.
Буреполом, 3/XII — 1946 г.
Дорогая моя Лидука!
Эти две недели, что прошли с твоего отъезда, были для меня напряженными и весьма тяжелыми.
Прежде всего, о работе. В последние 2 недели пришлось выжимать месячный план по спецукупорке и пищевым тарам. В итоге, задание по спецукупорке было выполнено, а по остальным тарам на 140 %. Производительность труда рабочих за ноябрь достигла 115,5 %, получил экономию пиломатериала около 200 м3.
Я работал, признаюсь, очень много, каждый день до поздней ночи.
30/XI прошло совещание партийно-хозяйственного актива, на которое приезжал из Горького Бармин и Нач. политотдела Сухин. Работа ДОЦ’а за ноябрь получила положительную оценку.
На декабрь м-ц мне назначена программа в 1 миллион рублей. Надо будет крепко поработать, чтобы выполнить такой объем.
Из-за этой злосчастной «мебели» я также имел неприятность и волнения. Сплетники, которым больше делать нечего, раздули кадило, разговор был даже на партсобрании и т. д.
Только благодаря Перельману и Бармину прекратились, наконец, все эти интриги. Я имел с ними длинный разговор и
