Генерал-лейтенанту Хейнрихсу за огромные успехи в управлении войсками во время наступления в Карелии присвоили звание пехотного генерала. Правительство после окончания Зимней войны учредило орден Крест Маннергейма, или, точнее, ордена Крест Маннергейма 1-го и 2-го класса, которыми награждались бойцы финской армии вне зависимости от звания за особую храбрость, проявленную в боях, за достижение очень важных результатов, или за необыкновенные заслуги в руководстве боевыми действиями. Первым кавалером этого ордена стал полковник Лагус.
Удовлетворение по поводу овладения столицей Карельской советской республики как в войсках, так и среди гражданского населения было велико и послужило поводом к выражениям радости, выходившим далеко за пределы дозволенного.
Весьма преждевременным было то, что по приказу одного местного органа стали переименовывать названия населённых пунктов на захваченной территории на финский манер, примером тому явилось переименование Петрозаводска в Яанислинна.[33] Как только я узнал об этом, Ставка своим приказом отменила переименование.
Как уже говорилось выше, я отверг высказанные в августе-сентябре просьбы немецкой стороны о форсировании финскими войсками Свири с целью соединения на глубине 125 километров в районе Тихвина с немцами, наступающими с юга. Город Тихвин находится на железной дороге Вологда-Ленинград. Перерезав её, немцы лишили бы силы русских, находящиеся южнее Ладожского озера, последней железнодорожной связи, ведущей во внутренние части Советского Союза. Сейчас немцы снова выступили с таким предложением, но ответ опять был отрицательным. Что касается предложения о 163-й пехотной дивизии немцев, то здесь дело обстояло иначе. Эту дивизию передали в распоряжение Карельской армии для участия в сражениях на правом фланге Свирского фронта, откуда она могла двигаться вперёд навстречу неизвестному.
На севере у немцев тоже появились пожелания. 22 сентября мне нанесли визит командующий Лапландской армией генерал-полковник фон Фалькенхорст и командующий авиацией в этом районе генерал-полковник Штумпф. Приезд их планировался как визит вежливости, он таким и был, но, несмотря на это, разговор зашёл и о желании немцев получить в распоряжение немецкого командующего дополнительные войска финнов. Было подчёркнуто, что немецкие войска не могут справиться с трудными задачами без помощи привыкших к местности финнов. Никаких обещаний по этому вопросу я своим гостям дать не мог.
Несколько дней спустя в Ставку приехал почётный гость. Его интерес к нашей армии сильно меня обрадовал. Это был наследный принц шведского престола Густав Адольф, который в сопровождении нескольких офицеров приехал в Миккели, чтобы отправиться отсюда в Восточную Карелию.
Принц Густав Адольф был солдатом, влюблённым в свою профессию, и в то же время душевным человеком, его ужасная гибель в авиационной катастрофе в 1947 году вызвала огромную скорбь в среде его многочисленных финских друзей. Перед офицерами, сопровождавшими принца, была поставлена задача собрать сведения о ведении боевых действий в условиях, которые по своему характеру более близки Швеции, чем условия на материке. Шведские офицеры были распределены по группам, и им предоставили возможность наблюдать за действиями войск с близкого расстояния. Сам принц отправился в Петрозаводск спустя несколько дней после овладения этим городом, а оттуда — на север в направлении Кондопоги, где наблюдал за форсированием нижнего течения реки Суны. Поскольку леса кишели бродившими по ним русскими и отдельных путников часто убивали; а транспортные средства уничтожали, этот поход не был безопасен.
Отношения между Финляндией и Англией в течение лета постепенно становились всё хуже и хуже.
В ноте от 22 сентября, переданной через посольство Норвегии в Хельсинки, британское правительство заявляло, что готово вернуться к дружественным отношениям при условии, если Финляндия прекратит военные действия и отведёт войска за границу 1939 года. В том случае, если мы продолжим продвижение по территории России, английское правительство посчитает, что оно будет вынуждено признать Финляндию открытым противником не только в ходе войны, но и при заключении мира. Об этой ноте стокгольмская газета «Дагенс нюхетер» писала 8 октября 1941 года: «…Следовательно, финским вооружённым силам сейчас по требованию Британии следует уйти на границу, которую Советская армия насильственно растоптала своим сапогом. И это после того, как финны отбросили врага на восток от этой границы. С политической точки зрения о таком варианте, может быть, и стоило бы подумать при определённых предпосылках, но со стратегической и военной точек зрения это совершенно невозможно. В той ситуации, в какой сейчас находится Финляндия, стратегические интересы, вне всякого сомнения, необходимо ставить над политическими, хотя эти интересы, может быть, и не полностью согласовываются друг с другом».
Ответ финского правительства на ноту долго обсуждали. 7 октября президент Рюти приехал ко мне в Ставку. В разговоре с ним мы, прежде всего, обсуждали ответ на ноту и его форму. Требование, касающееся отвода войск за границу 1939 года, нам пришлось отвергнуть, но в остальном нота была выдержана в весьма дружественных тонах. Правительство Финляндии подчеркнуло, что Советский Союз, начиная с 1939 года, являлся нападающей стороной и что Финляндия ведёт оборонительную войну, не преследуя политических целей. Поэтому правительству трудно понять, что Англия в такой ситуации якобы вынуждена поступать с Финляндией как с прямым противником. Ближайшие месяцы показали, что этот вопрос ещё не снят с повестки дня.
Когда переговоры в Ставке были завершены, мы вместе с президентом, премьер-министром и министром обороны выехали на Карельский перешеек, где посетили Тайпале, ставший столь знаменитым во время Зимней войны, а также побывали ещё на нескольких полях бывших сражений.
После захвата 1 октября Петрозаводска я отдал приказ о дальнейшем продвижении на север на рубеж узкого перешейка Маселькя, расположенного между Онежским озером и Сесозером. Местность здесь предоставляла прекрасную возможность для организации обороны от нападения с северо-востока. Выдвинувшиеся войска, усиленные одной дивизией, переброшенной с Карельского перешейка, подчинили генерал-майору Лаатикайнену, которого вместе со штабом армейского корпуса перевели с Карельского перешейка и передали в распоряжение командующего Карельской армией.
Согласно моему плану, наступление следовало прекратить, как только войска выйдут на перешеек Маселькя, который являлся последним стратегическим рубежом, определённым планами на начальной стадии войны, и займут там позиции. 6 октября я отдал Карельской армии следующий приказ:
