Второго июня 1978 года Дэн открыто выступил в защиту статьи на Всеармейском совещании по вопросам политической работы, буквально обрушившись на Ван Дунсина. Он, правда, не назвал его по имени, поскольку Ван входил в когорту вождей, но всем и так всё стало понятно. «Есть… некоторые товарищи, — говорил Дэн, — которые каждый день разглагольствуют об идеях Мао Цзэдуна и в то же время зачастую… выступают против основной марксистской точки зрения и основного марксистского метода товарища Мао Цзэдуна, требующих искать истину в фактах, во всем исходить из реальной действительности и соединять теорию с практикой. Мало того, кое-кто даже считает людей, настойчиво ищущих истину в фактах, во всем исходящих из реальной действительности и соединяющих теорию с практикой, злостными преступниками… Однако… поиск истины в фактах есть исходная точка, основа основ идей Мао Цзэдуна»157. Этот вывод Дэн подтвердил огромным количеством цитат и ссылок на Мао.
После этого в поддержку статьи стали выступать многие другие ветераны, а также подавляющее большинство руководящих работников центрального аппарата Компартии Китая, Госсовета, местных органов власти и генералов армии158. К середине осени стало ясно, что Дэну, Е Цзяньину и Ху Яобану удалось «раскачать лодку»: ганьбу начали преодолевать идеологию казарменного коммунизма. И теперь немалое их число готово было сознательно принять выдвинутый Чжоу Эньлаем и Дэн Сяопином курс на осуществление долговременной программы четырех модернизаций: сельского хозяйства, промышленности, обороны, а также науки и техники.
Дэн же «ковал железо, пока горячо». В изменявшейся ситуации весны — осени 1978 года он уже не только говорил о раскрепощении сознания, но и стал вносить важные дополнения в программу модернизаций, акцентируя внимание на необходимости сочетания упорядочения с расширением прав предприятий в области финансов, внешней торговли, найма и увольнения рабочей силы. Это означало перевод предприятий на хозрасчет, усиление роли административно-хозяйственных руководителей и ослабление контроля за ними со стороны парткомов, а также переход к политике открытости внешнему миру, то есть развитие экономико-технического обмена с заграницей, заимствование зарубежной техники, технологии и опыта хозяйственного управления и привлечение иностранного капитала для создания смешанных предприятий. «Мир развивается, — говорил он, — поэтому если нам не удастся продвинуться вперед в техническом отношении, то, не говоря уже о каком-либо опережении, мы просто не сможем догнать других и будем вынуждены по-настоящему плестись в хвосте»159. Он считал, что не надо «закупоривать все двери», но при этом, разумеется, не помышлял о демонтаже социализма, будучи убежден: «Мы должны сохранить… наш основополагающий социалистический строй… Это непоколебимо. Мы не допустим появления новой буржуазии»160.
В какой-то мере такая модернизация напоминала политику «самоусиления», проводившуюся в 1861–1894 годах Динами, маньчжурскими правителями Поднебесной. Те тоже, осознав отсталость Китая, пытались модернизировать страну, заимствуя иностранную технику и проводя быструю индустриализацию. И также не вносили коренных изменений в существующую социально-экономическую систему.
К тому времени и в мировоззрении Хуа Гофэна произошли серьезные перемены. Этот лишенный харизмы человек не был по своему характеру лидером, не имел он и большого опыта в руководстве партией и страной, а потому легко подпадал под влияние более сильных личностей. Агитируя за «два абсолюта», он, по существу, шел в фарваторе Ван Дунсина, но под воздействием маршала Е все же реабилитировал Дэна. В вопросах же экономики он к началу 1978 года стал целиком опираться на Ли Сяньняня и других крупных экономистов, таких как Юй Цюли и Гу My, работавших еще с Чжоу Эньлаем161. И они в конце концов убедили его в необходимости пересмотра наиболее одиозных маоистских установок.
В феврале 1978 года на 1-й сессии Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва Хуа сделал революционный доклад, сильно отличавшийся от его речи на XI съезде. Он горячо поддержал программу «четырех модернизаций», по существу солидаризовавшись с Дэн Сяопином. Он говорил о важности экономических реформ, расширения торговли с Западом, заимствования зарубежной техники и технологии и даже об усилении материальных стимулов к труду. Правда, продолжал горячо настаивать на новом «большом скачке», хотя и хотел обеспечить его уже за счет привлечения западных и японских кредитов и ввоза иностранного оборудования. К 1985 году Хуа рассчитывал построить 120 крупных промышленных предприятий и увеличить производство стали в три раза — с 20 до 60 миллионов тонн, а нефти — в три с половиной раза — со 100 до 350 миллионов тонн. И хотя это требовало колоссальных капиталовложений — не меньших, чем за все 30 лет Китайской Народной Республики, он не сомневался в успехе162.
Со временем Хуа только укреплялся в мысли о необходимости быстрой модернизации Китая. Огромное впечатление на него оказала его первая зарубежная поездка во второй половине августа 1978 года. Это был третий за всю историю КНР визит китайского лидера за рубеж, после двух поездок Мао в СССР в 1949–1950 и 1957 годах. Хуа посетил Румынию, Югославию и Иран. Особенно его поразила Югославия, в которой свободно обменивалась иностранная валюта, успешно осваивались западная техника и технология и даже работали совместные с западными инвесторами предприятия. При этом Югославия оставалась социалистической страной, сохраняла полную независимость, а народ жил гораздо лучше, чем в Китае, где по-прежнему оставалась карточная система163.
Вслед за Хуа необходимость реформ осознали и другие члены партийного руководства. Многие из них в 1978 году тоже совершили первые в жизни зарубежные поездки, расширившие их представление о месте Китая в мире. В том году за рубежом побывали 13 чиновников в ранге заместителя премьера, в том числе Гу My, и несколько сот других ганьбу высшего уровня. Мао не позволял им выезжать, и вот теперь их глаза раскрылись. «Мы думали, что капиталистические страны отсталые и загнивающие, — вспоминал один из них. — Но когда выехали из Китая и посмотрели вокруг, поняли, что это совсем не так». Сам Дэн в октябре съездил на неделю в Японию, где проанализировал возможности расширения экономических связей с этой страной. «Чем больше мы видим [мир], тем яснее осознаем нашу отсталость», — подытожил он результаты поездок164.
По словам Хуа Гофэна, все члены Политбюро, включая Дэна, заговорили тогда об ускоренной модернизации, тем более что из органов госбезопасности регулярно поступали сообщения, фиксировавшие бегство десятков тысяч молодых крестьян и рабочих из провинции Гуандун в соседние Гонконг и Макао[88]. Люди бежали потому, что «Гонконг и Макао богатые, а КНР бедная, — вспоминал Хуа. — И мы решили изменить ситуацию, сделав богатой КНР»165.
