Евгений Евтушенко - Волчий паспорт

* Евгений Евтушенко – это потрясающее событие всей нашей жизни и истории. Для меня это еще и весна наших надежд.

Я счастлива, что мне довелось жить в эпоху поэта Евтушенко.

Евгению Евтушенко, который заслужил свою мировую славу трудом.

Его слава была подобна гагаринской. С той только пикантной разницей, что Гагарин был в официозе, а он «то в Непале, то в опале».

В моем понимании Евтушенко один из подлинных героев всего советского периода.

…Некоторые горбачевы, яковлевы, бурбулисы, грачевы, некоторые панкратовы и ерины, некоторые куликовы и евтушенки не сжимали пальцами пистолеты и рычаги танков, выплевывающих в Дом Советов снаряды, не сжигали его, – но они казнители безвинных русских людей, казнители русских, восставших против масоно-сионистского ига, против продажной своры мерзавцев, ввергнувших Россию в кабальную зависимость расистам.

Мы, русские поэты, из могилы будем доставать вас, как сверкающими молниями, проклятьями русскими.

Имеет ли право достаточно субъективный поэт Евгений Евтушенко обращаться к президенту и правительству от имени «многих писателей»?..

И не в том ли цель вашей провокации, чтобы, клевеща на великого сына русского народа (автор имеет в виду М. Шолохова и воспоминания о нем поэта. – Сост.), оскорбить и унизить сам народ, вызвать вражду и ненависть к нему? Такие дела не проходят без последствий. Если есть на свете справедливость, то воздастся тебе за дела твои полной мерой, провокатор…

…И он был глубоко прав, когда изрек: «Поэт в России больше, чем поэт». Да, гораздо больше. В иных случаях – никак не меньше, чем полковник КГБ.

…Глупо отрицать изначальное дарование Евтушенко, весьма замечательное, сильное и свежее <…> «хороших» стихов у Евтушенко, конечно, не 50 000, а слава богу, если 700 строк…«Лук и лира», тбилисская книга начала шестидесятых годов, была последним сборником Евтушенко, имевшим прямое отношение к поэзии…Сейчас Евгений Александрович в какие-то мгновения напоминает прусского фельдмаршала, плетущегося подписывать капитуляцию…

И там же (!!! – восклицание сост.):

Голос его не знает износа. Ведь только «Свадьбы» и «Казнь Степана Разина», должно быть, десять тысяч раз читаны в больших аудиториях. Но пусть не умолкает этот голос! Без него стало бы так скучно, пусто и холодно…

Евтушенко – поэт-оратор. Дар его огромен. Его муза полемическая публицистика. Он лирически вбирает политический нерв мгновения.

…Евтушенко вернул затрепанным словам трепет. Сказанные размашисто, импрессионистски зыбко, торопясь, с рисковой свежестью молодого жеста, они сохраняли вешний воздух безоглядного времени. Воздух был талантлив и нетерпелив.

На днях я распахнул створки первого тома его собрания сочинений и вновь ощутил этот, до печенок продирающий, жадный, нетерпеливый озон надежд, душевный порыв страны, дроглую капель на Сущевской, наше волнение перед Политехническим, медноволосую Беллу, вспомнил и остро пожалел об общем воздухе, об общем возрасте, о вечерах «на пару», о юной дружбе с ним – с неуверенным еще в себе и дерзостно верящим в свою звезду юношей с азартно сведенными до точек глазами, тонкими белыми губами, осанкой трибуна и беззащитной шеей подростка.

Мне не верится, что это ОН сейчас поливает уязвленной грязью в прессе своих былых товарищей: Васю Аксенова, Беллу Ахмадулину и меня, конечно. Не надо выяснять свои отношения через газету. Иногда же он бывает в нашей стране, не все время живет в Америке. Приехал – набери телефон, позвони мне или Белле и скажи, чем ты недоволен. Мое отношение к нему, несмотря на все, остается неизменным. Ни я, ни мои друзья никогда не опускаются до перебранки со своим коллегой. Дай Бог ему гармонии и чтобы он написал что-нибудь достойное его имени и таланта.

Хрупкая нежная рука Ахмадулиной подписала все письма, которые только можно припомнить, в защиту диссидентов и многих других, попавших в беду. (Е. Е. об Ахмадулиной, 1995)

После Маяковского в русской поэзии не было такой метафорической Ниагары. (Е. Е. о Вознесенском, 1995)

…Я до сих пор с нежностью и ностальгией по нашей общей юности перечитываю такие шедевры Аксенова, как «Папа, сложи», «Победа», «Затоваренная бочкотара», «Дикой», «Местный хулиган Гога Абрамишвили», «Товарищ Красивый Фуражкин», «Поиски жанра»… (Е. Е. об Аксенове, 1998)

Вновь посрамлены те, кто поторопился далеко (аж в Америку!) послать Евгения Александровича, чтобы там и оставить. Политехнический музей заключил с Евгением Александровичем официальный договор на проведение поэтических вечеров в течение 25 лет.

Евгений Евтушенко – человек-молния. Сегодня он здесь – завтра там; читает лекции в Америке, выступает в крохотном уральском городе, записывает телепередачи (кто не смотрел его программу «Поэт в России больше, чем поэт» – посмотрите!). Он еще снимает фильмы. Он еще пишет прозу. Он, наконец, пишет воззвания к Президенту и правительству, в которых настойчиво просит обратить внимание на бедственное положение писателей и литературы.

* Россия – особая страна решительно во всех отношениях, даже под углом ее поэтического облика. Вот уже двести лет во все времена русскую поэзию представляет один великий поэт. Так было в восемнадцатом веке, в девятнадцатом и нашем двадцатом. Только у этого поэта разные имена… И это неразрывная цепь. Вдумаемся в последовательность. Державин – Пушкин – Лермонтов – Некрасов – Блок – Маяковский – Ахматова – Евтушенко. Это единственный Великий поэт с разными лицами. Такова поэтическая судьба России.

Сегодня очень модно поносить шестидесятников. Иногда это уже напоминает организованную травлю. Немало тявкает мелкотравчатая бездарь и на Евгения Евтушенко… Однажды Олег Целков, рассматривая какой-то каталог, сказал мне: «Художником и мастером является каждый, кто хоть одну прекрасную картину в жизни написал». Если бы Евгений Евтушенко написал один лишь «Бабий Яр», то одного этого было бы достаточно, чтобы причислить его к Мастерам. А ведь творчество Евтушенко необъятно. Вспоминаю свой разговор в Париже с Володей Высоцким. С каким трепетом и восхищением произнес он слово «Мастер», говоря о поэзии Евтушенко. Громадный многогранный Мастер, со сложным творчеством и не менее сложной судьбой. Могиканин. Увы, один из последних…

На сцене на фоне восстановленных панно Марка Шагала царил Евгений Евтушенко, преисполненный сознания собственной уместности на данном мероприятии. Сразу вспомнились строки «Ты Евгений, я Евгений. Ты не гений – я не гений…»

50 лет назад в Минске под колесами грузовика погиб замечательный артист нашего столетия Соломон Михоэлс. Лишь много лет спустя выяснилось, что смерть не была случайной. Генералиссимус «позаботился». На минувшей неделе открытие «Фестиваля памяти Михоэлса» отметила газета «Новые Известия». Отметила так, что невольно пришла в голову мысль: колонна грузовиков, один из которых сбил Михоэлса 50 лет назад, стоит «под парами» в теплом гараже и ждет своего часа… Словом, очень не нравится Евтушенко «Новым Известиям». Что же касается его «уместности на данном мероприятии», то, надо понимать, Куняев или Ганичев были бы уместнее. Между тем даже молодой газете уместно знать: Евгений Евтушенко был первым и долгое время оставался единственным советским поэтом, выступившим своей знаменитой поэмой «Бабий Яр» против разномастных антисемитов – от черносотенцев до наци. И если кто-то из современных русских поэтов имеет право своего действа на открытии фестиваля памяти Михоэлса, то в первую очередь – Евтушенко.