Его поездки не прекратились — в конце февраля 1915 года он отправляется в Финляндию, инспектирует корабли военно-морского флота, объезжает сухопутную линию обороны и затем вновь едет в Ставку. В Барановичах царь получает радостное известие о падении Перемышля. Воодушевленный победой, он награждает великого князя Николая Николаевича Георгиевским крестом 2-й степени. На следующий день самодержец возвращается в Царское Село. Казалось бы, худшее позади: сильнейшая австрийская крепость пала — «после нескольких унылых месяцев эта новость поражает, как неожиданный луч яркого солнечного света, и как раз в первый день весны», — пишет он супруге 9 марта.
Весна 1915 года ознаменовалась странным на первый взгляд событием — присуждением царю степени доктора русской истории honoris causa «ввиду особо выдающихся заслуг Его Императорского Величества в области русской истории». Неудивительно, что подобное предложение появилось после начала Великой войны, — взрыв патриотизма и надежды на решение старого и больного «славянского вопроса» не оставили равнодушными и ученых гуманитариев. Думается, это не было проявлением холопства официальной историографии, как об этом в начале 1930-х годов писал марксистский публицист Д. Заславский.
Зная о любви Николая II к прошлому России, о его участии в деятельности Русского исторического общества, отечественные исследователи считали, что царь содействует («всемерно и мощно») развитию русской исторической науки.
Инициатором присуждения царю «доктора honoris causa» в ноябре 1914 года выступил профессор древнеклассической филологии и литературы Юрьевского университета M. H. Крашенинников. Профессор считал царя приобщенным «к числу таких избранных Провидением делателей русской истории, как Александр Невский, Иван Калита, Дмитрий Донской, Петр Великий, Александр II и Александр III…»[107]. Именно война заставила Крашенинникова говорить о Николае II как о делателе истории, сравнимом с теми, кто боролся за ее независимость, расширял ее пределы и реформировал ее строй. Александр III попал в этот список, скорее всего, потому, что был отцом правящего императора.
На инициативу профессора Юрьевского университета откликнулся ректор Московского — профессор М. К. Любавский, отправив секретное письмо товарищу министра народного просвещения барону М. А. Таубе. Любавский, узнавший об инициативе коллег от самого Таубе, писал о технических сложностях присуждения царю ученой степени. По закону, для присвоения соискателю ученой степени необходимо было ходатайство факультета перед советом университета, голосование, иногда закрытое, в совете (большинством в две трети голосов), наконец, утверждение решения министром. «Все эти моменты… — полагал ректор Московского университета, — не могут быть приложены к особе Государя Императора, носителя наивысшей санкции, от которой проистекают и все полномочия подчиненных органов управления».
Профессор М. К. Любавский предложил выход из создавшегося щекотливого положения: организовать съезд русских историков, которые составят и преподнесут самодержцу торжественный адрес с изображением всех его заслуг перед исторической наукой России. Профессор писал также о возможном созыве съезда профессоров русской истории — для обсуждения способов торжественного признания заслуг Николая II перед русской исторической наукой и их увековечения. Наконец, в феврале 1915 года ректор Московского университета, совместно с профессором M. M. Богословским, внес на обсуждение историко-филологического факультета свое представление.
Их призывы были услышаны: 24 мая 1915 года в Царском Селе император принял восемнадцать профессоров русской истории и русского права, которые преподнесли ему верноподданнический адрес, представлявший собой панегирик николаевскому царствованию и увязывавшийся с текущей войной. Весь русский народ, утверждали профессора, по зову монарха встал «на освобождение от тевтонского ярма своих братьев славян, на защиту собственного достояния и чести, на восстановление поруганных начал права и справедливости в международных отношениях. Близятся к разрешению, — заявляли историки, — очередные великие задачи России, поставленные ей историей, исполняются заветы ее прошлого и открываются перспективы светлого будущего…». Разрешение этих задач они и связывали с правлением Николая II, особо отмечая его «любовное внимание» к отечественной истории и памятникам прошлого и называя его высоким покровителем науки истории и духовным вождем русских историков. Вспомнив о состоявшемся в 1914 году съезде представителей губернских ученых архивных комиссий для выяснения их нужд, задач и объединения их действий, профессора информировали царя, что ныне «пришли к мысли» связать с именем Николая II «возникновение в России нового установления — периодических съездов русских историков в широком смысле этого слова, имеющих созываться каждые пять лет в университетских городах по очереди и в обмене с изысканиями и мнениями объединять всех ученых, работающих в разных отраслях русской истории и соприкасающихся с нею дисциплин»[108].
Царь благословил и утвердил начинание, поблагодарив ученых и с «особым удовольствием» согласившись на присвоение его имени периодическим историческим съездам. В их адресе он нашел еще одно подтверждение собственной мысли об исторической правоте России в Великой войне, о том, что он выполняет завещанную державными предками миссию. «Хозяин Земли Русской» был и ее «Верховным Вождем», обязанным вести свой народ, армию к победе, утверждая не только силу, но и право Российской империи на руководство европейским славянством. В обращении историков царь видел проявление веры в блестящее монархическое будущее страны.
Однако же в то время, когда русские историки готовились преподнести Николаю II свой адрес и обсуждали его содержание, произошло событие, сыгравшее, как потом оказалось, едва ли не фатальную роль в политической дискредитации русского самодержавия и самого самодержца. Речь идет о деле полковника С. Н. Мясоедова. История возникновения этого дела в нескольких словах выглядела следующим образом. В январе — начале февраля 1915 года русские войска вели тяжелые бои на Северо-Западном фронте и несли такие потери, что это привело в ярость Ставку и лично Николая Николаевича. Командующему 10-й армией и начальнику его штаба грозили трибуналом. В народе распространялись слухи о генеральской измене. В этих условиях в конце марта 1915 года верховное командование и объявило о казни некоего полковника Мясоедова, якобы снабжавшего немцев секретной информацией. В закрытом режиме были проведены судебные заседания, вина обвиняемого «подтверждена» и он — повешен. Следивший за процессом великий князь Андрей Владимирович вынужден был констатировать, что следствие не установило даже факта сообщения Мясоедовым военных сведений неприятелю. Имелись только косвенные улики.
