Узнав, что шофер под следствием, Мухитдинов распорядился, чтобы его освободили из-под стражи и больше не трогали, поскольку он абсолютно не виноват. Через два дня водителя выпустили на свободу.
Как-то Мухитдинова пришел проведать один его близкий друг. Предложив выйти на веранду, он оглянулся вокруг и тихо сказал:
— Есть подозрение, что эта авария организована.
Мухитдинов, по его словам, не стал развивать данную тему, лишь коротко ответил ему:
— Разберутся.
Друг намекал на причастность к аварии тогдашнего председателя КГБ Серова. И из других источников Мухитдинов тоже слышал, что авария подстроена. Однако в подробности никто вникать не стал, и дело вскоре закрыли.
О том, что это было покушение, Мухитдинов заговорил четверть века спустя, в середине восьмидесятых годов, когда засобирался переезжать из Москвы на родину, в Узбекистан. Новая интерпретация старого дорожнотранспортного происшествия была сразу же зафиксирована и доложена Генеральному секретарю ЦК КПСС М. Горбачеву.
Заурядное дорожно-транспортное происшествие двадцатипятилетней давности приобретало политический оттенок. По версии Мухитдинова, которой он делился со своими друзьями, дело обстояло так.
В начале 1958 года он вместе с Ворошиловым и другими членами Президиума ЦК приехал в аэропорт Внуково встречать главу одного государства, с которым предстояли переговоры. В ожидании самолета перекидывались дежурными фразами.
Вдруг к Мухитдинову подошел председатель КГБ Серов и без всякого предисловия рубанул:
— Ты ухаживаешь за хозяйкой своего особняка!
— Не понял, — ответил Мухитдинов. — Повтори, что ты сказал.
Серов повторил, назвав имя хозяйки загородной дачи, на которой жил Мухитдинов.
— Откуда ты это взял?
— Она сама заявила!
— Врешь! Это ложь.
— Хочешь, допрошу ее и запротоколирую?
— Наверняка уже допросил, и протокол лежит в кармане.
— Хотел просто предостеречь тебя.
— Не предостеречь, а прибрать таким образом к рукам.
После этих слов Мухитдинов разразился гневной филиппикой.
Что же касается хозяйки особняка, то Мухитдинов обвинил Серова в том, что он сам организовал эту провокацию и вынудил бедную женщину дать ложные показания.
В общем, ссора с Серовым произошла сильная. Вернувшись в кабинет из аэропорта после встречи высокого гостя, Мухитдинов сразу же позвонил Хрущеву и попросил срочно принять его по неотложному вопросу.
Получив согласие, Мухитдинов отправился к Хрущеву и передал ему разговор с Серовым — слово в слово. По реакции Никиты Сергеевича Мухитдинов понял, что Серов передал ему предостережение с подачи Хрущева.
У Мухитдинова упало настроение, и он даже попросил Никиту Сергеевича разрешить ему вернуться назад в Ташкент. Однако Хрущев эту просьбу отклонил.
Когда Мухитдинов вечером приехал на дачу, сотрудницы, о которой говорил Серов, уже не было. Ее перевели на другую работу.
Мухитдинов клялся, что он к ней не приставал и ничего от нее не домогался. Просто у него в особняке както были гости из Узбекистана. Их хорошо приняли, угостили.
— Проводив земляков, по обыкновению, поблагодарил всех сотрудников, — рассказывал Мухитдинов об этом эпизоде. — Ту женщину особо похвалил за аккуратность, вежливость и гостеприимство, которые так ценятся у нас в Узбекистане.
Серов же располагал другими сведениями — мол, благодарность носила несколько иные формы.
Рапорт той женщины сохранился в архиве, при желании его можно было поднять, но Горбачева это донесение не заинтересовало. Дела давно минувших дней, какие-то мелкие дачные интриги.
Ну, хочется Мухитдинову преподнести банальную автомобильную аварию как попытку покушения, пусть преподносит. Правда, в таком случае хочется спросить — а мотивы? Чем не угодил Мухитдинов Серову, что тот надумал избавиться от него таким способом? А мстил за выступление на заседании Президиума ЦК, где Мухитдинов докладывал о необходимости реабилитации невинно пострадавших народов Крыма, Закавказья и Северного Кавказа, насильно переселенных в Сибирь, Казахстан и Узбекистан. Да, Серов тогда участвовал в операциях по депортации этих народов. Но ведь не Серов принимал политическое решение. И если Хрущев оставил его председателем КГБ, значит, не возлагал на него вину за выселение народов с их родных земель.
Почти машеровский вариант — так квалифицирует ту аварию Мухитдинов. Что ж, каждому по прошествии времени хочется выглядеть значительнее.
На рядовых, не генеральных, секретарей ЦК КПСС попыток покушений было мало. Кроме случаев с Сусловым и Мухитдиновым, если таковые, конечно, можно считать посягательствами на жизнь, других происшествий не зарегистрировано.
Что касается ситуаций, связанных с угрозой здоровью, а то и повлекших за собой преждевременную смерть, больше всего слухов ходило вокруг имени Екатерины Алексеевны Фурцевой, которую в пору ее могущества народная молва не без оснований возводила в ранг Екатерины Третьей.
Скромная фабричная девчонка из Вышнего Волочка сделала головокружительную карьеру, став членом Президиума и секретарем ЦК КПСС. Высокая и стройная, она одевалась с необыкновенным вкусом — ее элегантные костюмы подчеркивали синеву глаз.
Народная молва приписывала ей любовь с руководителем государства — именно поэтому она не предала его в трудные июньские дни 1957 года, когда соратники задумали отстранить Хрущева от власти. Фурцева спасла его, но он, неблагодарный, все забыл, моментально разлюбил и выгнал ее из состава не только Президиума, но и из состава ЦК.
Что оставалось несчастной женщине? Правильно, покончить с собой. После организационного Пленума, не услышав своей фамилии в вожделенных списках, она вернулась домой и вскрыла себе вены. Потеряла много крови, прибывшие врачи застали ее в тяжелом состоянии, но спасли.
Когда руководителю государства стала известна эта история, в нем заговорила совесть, и он опять включил Фурцеву и в состав ЦК, и в состав Президиума.
— Какие вены? Что значит потеряла много крови? Откуда тяжелое состояние? Я приехал к ней на дачу сразу же, как только стало известно о попытке самоубийства.
Меня послал к ней Хрущев. Со мной был начальник Четвертого Главного управления при Минздраве…
Это говорит генерал-полковник КГБ Николай Степанович Захаров. В ту пору он возглавлял Службу охраны Кремля. Главному хрущевскому охраннику восемьдесят девять лет, но память у него прекрасная, он отлично помнит детали.
— Скорее это была инсценировка… Так, слегка царапнула себя лезвием. Ее даже в больницу не увозили. Нервный стресс, переживания… Прописали какие-то микстуры…
