Через два дня после того, как Дизраэли покинул Даунинг-стрит, королева дала ему прощальную аудиенцию. В знак большой симпатии и признательности Виктория подарила ему свою бронзовую статуэтку и пожала руку, когда он по придворному ритуалу «целовал ручки» монархини. Впоследствии он трижды гостил у королевы в качестве частного лица. Дружба между ними продолжалась, они часто писали друг другу письма. Виктория спрашивала его совета по трудным вопросам, Дизраэли давал эти советы, причем делал это ответственно, взвешенно, сдержанно.
Дизраэли оставался лидером партии консерваторов. Это означало, что ему время от времени нужно было наведываться в Лондон. Дома своего у него там не было со времени кончины жены. Банкир Альфред Ротшильд предоставил Дизраэли обширные покои в своем доме, и он мог чувствовать себя в них свободно и уютно. Дизраэли упорно размышлял о пройденном жизненном пути, о политической катастрофе, постигшей его на последних парламентских выборах.
В Хьюэндин, хотя и не очень часто, приезжали друзья и коллеги. С ними он беседовал о политике и литературе. Один из них, Рональд Говер, вспоминал, что Дизраэли все возвращался к парламентским выборам 1880 года.
— Я самый несчастный из всех смертных, — говорил он. — Шесть неурожаев один за другим, каждый последующий хуже предыдущего, явились причиной моего свержения. Как Наполеона, меня сломила стихия. Но со всем этим уже покончено.
В этих словах — свидетельство того, какими мерками измерял Дизраэли собственную роль и место в истории. Имя Наполеона упомянуто совсем не случайно.
До конца дней своих Дизраэли не утратил глубокой ненависти к своему политическому противнику Гладстону. Однажды на одном из приемов дочь Гладстона, показывая на какого-то дипломата, спросила Дизраэли:
— Кто это такой?
В ответ она услышала:
— Это самый опасный политик в Европе, если не считать меня, как сказал бы ваш отец, или, как я бы предпочел заметить, если не считать вашего отца.
«Я думаю, что этот отъявленный негодяй, — писал он о Гладстоне, — настолько злобный человек, что он не задумается ввергнуть нас в большую войну, с тем лишь чтобы удовлетворить свое маниакальное тщеславие».
В марте 1881 г. Дизраэли произнес в палате лордов свою последнюю важную речь. Поводом явилось намерение правительства эвакуировать Кандагар, город на юге Афганистана.
— Но, милорды, — заявил он, — ключом к Индии является не Герат и не Кандагар. Ключ к Индии находится в Лондоне.
В этих словах заложен большой смысл. Мощь Англии, ее ресурсы, ее парламентская система — все это было ключами к Индии.
Поселившись в Хьюэндине, Дизраэли сразу принялся писать роман, известный под названием «Эндимион». Ни материальные, ни какие-либо другие факторы не заставляли его на этот раз взяться за перо. И дело было не только в том, что его деятельная натура не терпела бездеятельности. Дизраэли был настоящим, хотя и своеобразным писателем: писать для него было естественной потребностью.
«Эндимион» дает много тому, кто хочет понять жизнь Англии в XIX столетии. Дизраэли судит о многих ее аспектах спокойно, часто реалистично, как человек, умудренный огромным жизненным и политическим опытом. На протяжении всего романа чувствуется настроение «Молодой Англии». Это свидетельство того, что идеи, заложенные в известной трилогии 40-х годов («Сибил» и др.), представляли собой истинные убеждения автора.
Интересно, что в «Эндимионе» не чувствуется прежнего анти-вигского запала. Более того, автор теперь относится к вигам даже с большей симпатией, чем к старым тори; он реалистически оценивает обе партии. Дизраэли показывает, что и виги и тори в погоне за властью и деньгами отбрасывают в сторону свои ранее данные обещания и взятые обязательства. «Политические связи, политическая последовательность, политические принципы — все исчезает перед одержимостью наживы».
Издатель Нортон Лонгман был приглашен в Хьюэндин, и Дизраэли вручил ему две массивные пачки листов рукописи, перевязанные красной лентой. Дизраэли получил за этот роман 10 тыс. фунтов. Это позволило ему снять в аренду хороший дом на Керзон-стрит в фешенебельном районе Мэйфэр, куда он и переехал 10 января 1881 г.
Могила Дизраэли у стены церкви в Хьюэндине
Покончив с «Эндимионом», Дизраэли тут же засел за новый роман, известный под названием «Фальконет». Но закончить его было не суждено. Было написано всего страниц тридцать. Они свидетельствуют, что главной темой задуманного романа было сведение счетов с Гладстоном, который выводился в крайне неприглядном свете, естественно, под вымышленным именем. Читатель по описанию легко мог догадаться, чей портрет на самом деле рисует автор.
В марте 1881 г. в Лондоне была очень плохая погода. Дули сырые, пронизывающие, холодные ветры. Измученный частыми приступами подагры и астмы, Дизраэли старался усилием воли справиться со своими физическими недугами. Он принимал гостей в своем доме, посещал заседания палаты лордов, ездил на званые обеды и приемы. И простудился.
23 марта Дизраэли слег. Простуда резко обострила застарелую астму, дыхание было затруднено. Королева очень встревожилась, послала ему примулы — «ваши любимые весенние цветы». Были организованы консилиумы самых видных докторов. Вся эта медицинская суета и озабоченность врачей и друзей были ясны для Дизраэли. Он понимал, что приближается конец, и говорил: «Я предпочел бы еще пожить, но я не боюсь смерти».
19 апреля 1881 г. Дизраэли не стало. Он был, согласно его воле, похоронен на маленьком кладбище в Хьюэндине. В наши дни многочисленные, особенно по субботам и воскресеньям, посетители Дома-музея Дизраэли в Хьюэндине могут пройти сотню метров от дома до небольшой аккуратной приходской церкви и у ее задней стены увидеть могилу Дизраэли. Он захоронен здесь вместе с женой и своим другом — миссис Бриджес Уильямс. Могила, как, кстати, и все кладбище, содержится в идеальном порядке. Общая обширная могила обнесена невысокой, скромной, но изящной металлической литой оградой, выкрашенной в темно-голубой цвет. Надпись на стене напоминает о тех, кто здесь похоронен.
С легкой руки Виктории пошло, что примула была любимым цветком Дизраэли. Вскоре в память Дизраэли был создан Союз примулы. 19 апреля, в день его смерти, в Англии отмечается День примулы.
Весной 1886 г. крупный русский купец П. И. Щукин посетил Лондон и впоследствии вспоминал:
«…19 апреля, в памятный день смерти лорда Биконсфилда, множество мужчин и дам имели на груди и шляпах желтый цветок — примулу; даже лошади и собаки были украшены любимым цветком покойного лорда. В магазинах дамского платья были выставлены ленты и материи желтого цвета — primrose, у ювелиров — эмалевые цветы primrose. В Вестминстерском аббатстве статую Биконсфилда убрали цветами primrose. Как во Франции violette de Parme — политический цветок бонапартистов, так в Англии primrose — политический цветок консерваторов».
