1974. XL. 8
Ленинград
Многоуважаемая А. Д.
В Вашем отвращении к употреблению слова «бесталанный» в его безграмотном «псевдозначении» Вы абсолютно правы. Оба Ваших письма и приложенные к ним вырезки свидетельствуют о бесспорности Вашего гнева.
Не правы Вы в одном — в намерении свирепо бомбардировать меня вырезками, «считая Вас ответственным за эту распространенную ошибку». Вы горько заблуждаетесь: авторитет-то я, может быть, и «авторитет», но вот к моему замечанию (ям) никто не прислушивается.
Дважды наши ленинградские газеты — сначала «Лен. правда», а затем — в этом году — «Смена» ставили у себя мои доклады на тему о стилистических и прочих ошибках, допускаемых ими на их полосах. Я месяцами выбирал из них всевозможные ляпсусы, составлял доклады, докладывал, меня внимательно выслушивали, ужасались, благодарили, и на следующий же день я видел половину указанных мной безобразий в следующих номерах этих уважаемых газет.
С меня — взятки гладки. Я не только неоднократно докладывал и писал в газетах об этом казусе («талант — талан»); я даже в книге «Почему не иначе?», которая представляет собою этимологический словарь, писал ясно:
«ТАЛАН. Я не забыл здесь написать на конце „т“: „талант“ и „талан“ — два совершенно различных слова, и их никак не следует путать. „Кому есть талан, тот будет атаман“ — говорит пословица. „Талан“ значит „удача, счастье“. Это слово тюркское…» (Почему не иначе? М., 1967, тираж 75 000). Было и второе издание с тиражом 150 тыс. А написать персонально профессору А. Харчеву и литератору С. Чупринину, что они неграмотные люди, и повторять это и Ю. Нагибину, и по всем другим адресам, которые Вы мне укажете, я, извиняюсь, не Атлант, способный на своих раменах поддерживать свод небесный над землей. (В виду имеется «небесный свод грамотности» и хорошего языкового вкуса.)
Вот так-то! От времени до времени я публикую статейки по поводу различных языковых огрехов. Но их так много, что никакие органы печати не возьмутся учить уму-разуму своих коллег, даже и руками «авторитета» Успенского.
Засим разрешите поблагодарить за горячую заботу о русском языке и выразить сочувствие по поводу чересчур частых огорчений, связанных с современной литературной практикой.
* * *
1974. III. 23
Комарово под Л-дом
Многоуважаемый тов. Т.
Вы задали мне вопрос не столько грамматический, сколько этический. В грамматике нельзя искать указания на него, потому что правописание, если его рассматривать в отрыве от общепринятых условностей вежливости, такими проблемами не занимается.
Люди старшего поколения, мы ставим большое В в начале обращения Вы, когда оно относится к одному уважаемому лицу, так же естественно и просто, как целуем дамам руку, здороваясь и прощаясь. Я полагаю, что так следует поступать и впредь.
<…> Между тем в различных языках правила употребления прописных и строчных букв в местоимениях и в других словах очень резко различаются.
Англичане, например, пишут с прописной буквы местоимение I, т. е. «я», a you — вы, спокойно изображают со строчной. Немец большими буквами начинает, как все хорошо знают, любое существительное, так что для него написать Sie — вы именно так, навряд ли выражает большое почтение. Скорее это нужно для того, чтобы различить Sie — вы, sie — они.
Таким образом, на Ваш драматический вопрос: «где же правда?» — ответ с точки зрения языковедческой — а ведь Вы обращаетесь ко мне как к филологу, — строго говоря, дать просто нельзя: грамматике до чинопочитания и вежливости дела мало, и ее правила в этом смысле весьма переменчивы.
Отвечу еще раз с позиций воспитанного человека начала столетия, потому что воспитание получал именно в девятисотые и девятьсот десятые годы: по-моему, вежливее и благопристойнее писать «Вы», обращаясь к лицу, и «вы» — при обращении к нескольким лицам.
Что же до молодого поколения, то они, как прутковский скрипач, «играют всегда без этого», без канифоли или без вежливости. Одна моя юная родственница уверяет, что начинать письмо с обращения «Многоуважаемый» ей стыдно: «Точно я дореволюционная дамочка»!
Так что они-то Вас в безграмотности и неуважительности не обвинят, будьте спокойны. Но и следовать их примеру нам, пенсионерам и вообще старшим, ей-ей не стоит. Будем писать, как МЫ считаем правильным.
* * *
1973. XI. 10
Ленинград
Многоуважаемый Б. М.
Редакция «Литературной России» переслала мне Ваше письмо-вопрос[27]. Рад сообщить Вам ответ на него, но прошу Вас при этом иметь в виду, что я сообщаю Вам не какие-нибудь свои личные домыслы, а просто те сведения, которые по поводу этого слова признаны достоверными в современных наиболее авторитетных так называемых ЭТИМОЛОГИЧЕСКИХ словарях. (Этимологическими именуют словари, которые дают нам не значение слова, а данные о его происхождении.)
Вот что пишет по поводу этого слова «Краткий этимологический словарь русского языка» Шанских и Иванова:
«ТОВАРИЩ — общеславянское заимствование из тюркских языков. В тюркских языках это слово является сложным, образованным путем соединения tovar (товар) и es (ищ) (друг). Первоначальное значение, вероятно, „компаньон в торговле“».
То же самое видим мы и в трехтомном, лучшем из существующих, словаре большого знатока славянской этимологии профессора Макса Фасмера:
«ТОВАРИЩ — обычно объясняется как происхождение из тюркско-татарского tavar (имущество, скот, товар) и es, is (приятель, друг)».
Не следует, однако, думать, что в тюркских языках «товарищ» могло иметь значение во всем подобное дореволюционному «компаньон», т. е. «член какой-то торговой компании», «соучастник в деле». Разумеется, в далеких веках, перед тем как войти в русский язык, слово это у наших тогдашних соседей — степных кочевников и полукочевых тюрков имело несравненно более романтический смысл и характер. Через тюркский приволжский и среднеазиатский Восток велась тогда оживленная торговля и Московской Руси, и Западной Европы с Индией и Китаем.
В Хорезме, в Самарканде, в Бухаре и Хиве собирались караваны, пускавшиеся в долгие и опасные пути через Амударьинские и Сырдарьинские пустыни, через Памир и Тянь-Шань, среди опасностей широкой и бесконечно длинной Волги, по дремучим русским лесам. Участники таких караванов (а их редко посылал какой-нибудь ОДИН купец) собирались, конечно, прежде всего по деловым признакам: или работавшие в одной и той же отрасли торговли, или, наоборот, в нескольких, смежных. Но в то же время они зорко приглядывались друг к другу, прикидывая моральные, человеческие качества один другого. В многонедельном, а то и многомесячном пути было очень важно питать уверенность в твоем компаньоне, знать, что он ни сам не прирежет тебя на ночлеге в темном караван-сарае, ни выдаст твои тайны (где у тебя зашито золото или драгоценные камни), если налетит шайка разбойников и будут угрозами и пытками вынуждать такие признания. Тот, на ком останавливался неоднократно выбор какого-нибудь хивинца или самаркандца, кто много раз делил с ним и опасности и барыши, на самом деле становился чем-то большим, чем случайный спутник — йолдаш, даже чем тот, с кем ты сидел спина к спине в медресе — аркадаш. И слово «таварищ» постепенно приобретало более теплое, более высокое значение.
