Все это заставило правительство выслать Селиванова из Петербурга, и летом 1820 года последовало высочайшее повеление об отправлении его в Суздальский монастырь с полным удобством, в коляске, которая стоила казне 1700 рублей ассигнациями»[1773]. Уточним, что это равнялось годовому жалованью гвардейского полковника.
Селиванов отбыл восвояси, но его последователи продолжали свое дело, и генерал-губернатор все же решил их навестить. Князь Голицын отправил с ним действительного статского советника Василия Михайловича Попова[1774]. Это был «директор департамента народного просвещения и секретарь Библейского общества», приходивший на сборища Татариновой «с дочерьми Верой, Любовью и Софьей, из которых последнюю он чуть не уморил побоями и домашним заключением за ее отвращение от сектантских обрядов»[1775].
«Граф Милорадович не скрыл от В.М. Попова своего незнания, что скопцы так стараются о распространении своей секты и что основываются на столь ужасном учении. Вообще видно было, что он имел мало понятия о сей секте и расположен был кем-нибудь в пользу ее более, нежели в предосуждение»[1776].
В дом Солодовникова, у которого теперь собирались скопцы, Михаил Андреевич отправился также в сопровождении обер-полицмейстера Горголи и своего племянника Алексея. Генерал-губернатора встретили со всем почтением, уверениями в законопослушности и полным набором сектантской демагогии.
«Им было сказано, чтобы под страхом наказания никого из посторонних не соблазняли своим учением, а сами могут жить спокойно. Опять последовали земные поклоны и просьбы о покровительстве и защите. Добрый и увлекающийся граф Милорадович обещал и то, и другое, чем значительно ободрил сектантов и дал им смелость… Граф Милорадович уехал из дома Солодовникова с убеждением в необходимости разослать по монастырям главнейших говорунов…
Единственная польза от объявления комиссии была та, что она остановила многих готовых вступить в скопчество, и в том числе братьев Милорадовичей. Покинув эту мысль, младший Милорадович, Алексей, еще ближе сошелся с кружком Татариновой и проводил в ее обществе большую часть дня»[1777].
Когда в 1822 году в Михайловском замке было размещено инженерное училище, Татаринова переехала в 1-ю роту Измайловского полка. В 1824 году на нее ополчились всесильный граф Аракчеев и адмирал Шишков[1778], но учиненное ими следствие ничего не дало, сектанты были оставлены в покое. В год смерти Александра I «Татаринова с ближайшими своими последователями… выселилась за город, недалеко от Московской заставы, где приобрела обширную усадьбу с просторным домом и там основала нечто вроде сектантской колонии. Здесь радения кружка Татариновой продолжались еще 12 лет…»[1779]
Уместно вспомнить и о весьма активном тогда масонском движении.
«Чиноначальники масонских лож в 1810 году были вызваны генералом Балашовым, министром полиции, получили от него особое руководство и были обязаны ежемесячно доставлять в министерство отчеты о собраниях, которые иногда посещал и сам Балашов. Эта практика продолжалась и при Вязьмитинове — преемнике Балашова и вплоть до закрытия масонских лож… Естественно, что это полуофициальное разрешение придавало ложам несколько иной характер, чем тот, который отличали тайные масонские ложи на Западе и чем были они в России при своем возникновении»[1780].
«В ложах собирались люди самого различного свойства: и деятели библейского мистицизма, мрачные обскуранты из старых масонов и их учеников, и безобидные филантропы, и представители либерализма, и люди весьма сомнительных профессий, тогдашние или будущие доносчики и шпионы. В чем состояла эта масонская деятельность, какой был ее смысл, и был ли вообще в ней какой-нибудь смысл? На нынешний взгляд масонство вообще представляется каким-то странным маскарадом, ни к чему не нужным ребячеством… Масонская декорация и тогда уже переставала обманывать; одни, изведавши масонские таинства, наскучились ими; другие видели в них только случай развлечься и, не ломая головы над нравственными проповедями, предпочитали всему "столовые ложи". И в то время люди, слишком серьезно принимавшие масонскую мудрость, подавали повод к остроумию. Тем не менее масонское движение имело свой исторический смысл и, вредное или безразличное одними своими сторонами, другими приносила даже некоторую пользу. Для многих, действительно, ложа не имела другого смысла, кроме того, что в ней можно было попить, поесть и поболтать… Но многие, вероятно, серьезно верили масонской легенде, хотя мало применяли ее на деле»[1781].
«В России масонские ложи сперва не допускались; однако впоследствии, по постоянному духу подражания и чтобы не слыть варварами в глазах Европы, было, кажется, разрешено Александром Павловичем учреждение масонской ложи в Петербурге. Ложа эта называлась "Соединенных друзей"…
В масонском уставе было, между прочим, одним из главных правил ревностно во всех случаях помогать один другому, без различия народности и вероисповедания, так как все масоны считались между собой братьями. Это послужило поводом во время революционных войн к введению во Франции во всех войсках масонских лож для взаимной помощи. Ежели кто-либо был ранен или попал в плен или был ограблен, то стоило ему только посредством условных знаков встретить брата масона между врагами, тот должен был оказывать ему непременную помощь и пособие. Император Александр негласным образом разрешал и даже поощрял учреждение масонских лож в гвардейских полках»[1782].
Как видно, тогда масонство совсем не было столь всемогущим и вездесущим, сколь это представляется сегодня. И никто еще не знал, что в этом патриархальном виде оно вообще доживает свои последние дни.
«В 1822 году последовало внезапное запрещение масонских лож. Повод к запрещению еще не совсем выяснен… Как бы то ни было, 1 августа 1822 года последовал рескрипт императора к министру внутренних дел Кочубею[1783], окончательно запрещавший масонские ложи и всякие тайные общества. Через некоторое время произошло закрытие лож»[1784].
«Масонский орден оказался слабым для противодействия правительственным репрессиям. После манифеста 1 августа 1822 года со стороны масонов не последовало никакого активного противодействия, и, по словам петербургского военного генерал-губернатора графа Милорадовича, масоны встретили весть о запрещении масонства "равнодушно"»[1785].
