<…> Я получил твое письмо от 19 с<его>/м<есяца>.
Не понимаю, что означает заключительная фраза его о том, что С. С. Подольский «передаст тебе (т. е. — мне) это письмо, и ты (т. е. — я) получишь от него (т. е. — С. С. Подольского) все необходимые разъяснения»?..
Разъяснения… чего? Судя по тому, что написал мне С. С. Подольский, мой вопрос к нему — кто будет редактором книги Лунца? — мог быть истолкован как готовность или даже желание мое предложить свою кандидатуру в таком качестве. Если подобное толкование не имело места — прошу извинить меня.
Даю в свою очередь необходимые разъяснения и, прежде всего, отвечаю на твою просьбу, сделанную от имени «всей комиссии по лит. наследию Лунца» — «дать согласие на то, чтобы книга вышла под редакцией К. А. Федина».
Такого согласия я не даю.
Если речь идет о книге произведений Льва Лунца, то было бы совершенно естественно, чтобы Комиссия не только подписала предисловие к книге, но и взяла на себя работу по редакции книги. Разумеется, редактирование ее может быть возложено и на отдельных литераторов или коллегию из них — во всех вариантах по выбору и решению Комиссии. То же самое касается другой книги — воспоминаний и статей о Лунце. Но здесь и вступает в силу мое «разъяснение». Как и в первом случае, я не буду участвовать в редакции книги, но — как один из авторов сборника — должен заявить, что предоставляю сводку высказываний моих о Лунце для напечатания при условии любого по выбору Комиссии состава редакции, за исключением такого, в котором главным — а также само собой, единоличным редактором был бы В. Каверин. В таком случае я заявил бы тебе, как председателю Комиссии, о возврате моей рукописи.
Это все, что я имею и хочу тебе сказать по поводу твоего обращения ко мне от имени Комиссии по литературному наследию Лунца.
28 мая. ШКЛОВСКИЙ — ПОДОЛЬСКОМУ.
<…> Ваша статья о Лунце целиком ошибочная. Нам друг перед другом нечего хитрить.
На 5-й странице написано, что Лунц вошел в литературу,<не> только своими литературными статьями. Это верно. Но после этого Вы 33 страницы пишете только о литературных статьях.
В статье много литературных штампов, например, возьмем на 10-й странице: «Сильный и многогранный талант». Дальше: «искрометный талант». Дальше: «Первоосновы сознания». На той же странице Вы объявляете, что «с 17 лет Лунц был зрелым мыслителем». Этого не бывает. Так не случилось и с Пушкиным. На стр. 2-й «Бурно развивающийся талант» <…> Надо все эти газетные штампы убрать и писать просто о деле.
Дело состоит вот в чем: что Лев Лунц был писателем чрезвычайно одаренным, и это надо не утверждать, а показывать. Зная языки, он находился под влиянием немецкого романтизма и испанского театра. В этом ничего плохого нет.
Всеволод Иванов увлекался в это время Шекспиром, в это время ставили Шиллера. Молодой Горький увлекался Бальзаком.
Лунцу нужна была литература действующая и первое время он ее цитировал, хотя у него был и критический талант. Революция усилила интерес к романтизму — это явление временное. Революция усилила интерес к бытовизму — это было явление временное. Писатели увлекались сказом, создавали из языка непроницаемую завесу для фактов. Так писал Андрей Белый, так писал Алексей Ремизов — их ошибки Лунц понимал, но вместо этого он звал на Запад. Надо написать, на какой, почему на Запад.
Лунц не отвечает за свои ошибки, потому что он был мальчиком, а писал он хорошо. Защищать его теоретические статьи и вступать в полемику с Лебедевым-Полянским[1395], которого все забыли, не надо, потому что не надо повторять чужой ругани.
Надо написать статью — справку на 10 страниц. Содержание такое: у Серапионов пророков не было, теории новой литературы еще не было ни у кого, она создавалась, создавалась методом попыток. Лунц, как мальчик, был патетичен в высказываниях. Его категоричность не принимал никто, но в ответ говорили другое — тоже категорическое и неправильное.
Статью надо не поправлять, а высушить, сократить, довести до правки. Спорить с партийными постановлениями, до сих пор не снятыми, Вам не надо, потому что для этого надо их внимательно изучить и построить свою философию. У нас сейчас человека, достаточно знающего и авторитетного, для такого дела нет. Мы должны представить художника Лунца, постараться напечатать его статьи, сказать, что они оспаривались, но не лезть за ним в драку. Очень высокая талантливость Лунца не может быть доказана статьей. Она доказывается материалом книги. Вы взялись за чрезвычайно трудную задачу, с которой никто бы из нас и не справился. Мы не собираемся замалчивать теоретические ошибки Лунца, но и не собираемся делать из них систему.
Статья ошибочна уже тем, что она длинна. В диссертации, рассчитанной на теоретиков литературы, обосновав материал, исправив стиль, показав общую картину советской литературы того времени и разнообразие поисков, Вы могли бы, вероятно, справиться с тем, с чем сейчас не справились. Сейчас бы получилось, что вся книга является предисловием к опрометчивой статье.
Братья Серапионы друг с другом говорили очень резко. Я говорю с Вами, как с братом. Так же мы говорили с Лунцем, так говорил бы Лунц сам.
ШКЛОВСКИЙ — СЛОНИМСКОМУ (приписка на машинописной копии предыдущего письма).
Дорогой Миша, замалчивать не надо. Говорить длинно не надо. Надо объяснить исторически корректно и толково. Надо сказать коротко о разнообразии тогдашних литературных установок. Надо ввести историческую перспективу. Спасибо за мнение о моей заметке. Я с тобой согласен (сейчас). Когда я ее в первый раз прочел, она мне не понравилась. Я ее тебе послал на разрез.
29 мая. ТИХОНОВ — СЛОНИМСКОМУ.
<…> На сегодняшний день книга как будто совсем готова. Необходимо учесть замечания всех членов Комиссии на Послесловие. Я прочитал Послесловие и посылаю тебе на просмотр экземпляр с моими пометками. Учти при редактировании. Пьесу «Город Правды», по моему, входящую в Литнаследство и имеющую отзыв М. Горького, видимо, надо поместить в сборник. Твое предложение о помещении от имени Комиссии твоего написанного Предисловия принимаю, оно будет на своем месте, открывая книгу.
8 августа. ТИХОНОВ — СЛОНИМСКОМУ.
<…> Сегодня иду к Федину. Костя долго отсутствовал — был в Барвихе, лечился. Как сейчас себя чувствует — не знаю. <…> От Подольского я тоже последнее время ничего не слышал о книге Лунца. Но мне кажется, с ней ничего особенного произойти не может. Это явление далекого прошлого — и сегодня не ощущается особо остро… И так много событий, более приближенным к нашим дням.
