Но сколь сложно оказалось жить во лжи! Чтобы ненароком не проговориться, Регина всегда была настороже. Она ни с кем не сближалась, у нее не было ни подружек, ни друзей. Памятуя о своем «аристократическом» происхождении, Збарская не общалась даже с коллегами-манекенщицами. Ну а беседуя по-французски с королями всемирной моды Диором и Карденом, она вообще старалась не обращать внимание на неустроенную советскую действительность той поры.
«Регина все время играла какую-то сложную роль перед всеми нами и, главное, перед самой собой, – вспоминали ее знакомые. – Беда в том, что она была из простых, но любила казаться аристократкой и очень боялась, что однажды ее сбросят с пьедестала. Это казалось ей самым страшным в жизни, у нее не было близких друзей, поэтому не осталось практически никого, кто мог бы рассказать о ней что-то действительно искреннее».
Вот так первая ложь породила все остальные, превратила жизнь в кошмар одиночества. Впрочем, существовал же супруг, Лев Збарский. Увы, он-то преотлично понял, что Регина только на подиуме – королева моды, в доме же она – все та же девчонка, приехавшая покорять Москву из Вологды. И никакие Колесниковы светским и элитным Збарским не чета. Так, взяли красотку из милости. Она же – из грязи, а они – князи…
Регина очень хотела ребенка, но муж оказался против. Пришлось сделать аборт. Вот только вернувшись из больницы, Збарская изменилась до неузнаваемости: ее мучило чувство вины перед нерожденным ребенком. Тогда она впервые обратилась к невропатологу. Тот выписал антидепрессанты. И уже через пару месяцев Регина не могла без них обходиться. Наступал ад – Збарская теряла контроль над собой. Ее забирали в больницу, проще говоря, в сумасшедший дом. Подлечившись, она возвращалась в жизнь. Но товарки по работе, поняв, что прима теряет свои позиции, начинали травить беднягу. То в ее туфлях оказывались кнопки, то на теле появлялись ожоги от «случайно» упавшего горячего утюга. А однажды манекенщицы и вовсе подали петицию начальству: мы или Збарская! Основным обвинением стал ее «антисоветский» образ жизни и взглядов. Ведь ни одна настоящая советская женщина не станет шляться по злачным местам типа ресторанов или получать посылки из-за рубежа – и не с чем-либо общественно полезным, а с духами и помадами!
Словом, Регину уволили. И она опять оказалась в сумасшедшем доме. Все пошло по кругу: болезнь, выздоровление, снова болезнь. После одной такой госпитализации ей вообще пришлось устроиться уборщицей. Страшно представить, что пережила бывшая королева подиума, подметающая теперь гримерки новых манекенщиц, молодых да ранних.
С мужем она разошлась. Ни родственников, ни подруг – ни одной родной души не было. Не оттого ли, выходя из очередной психушки, Регина в который раз попыталась покончить с собой. В ноябре 1987 года это ей, наконец, удалось. На похороны не пришел никто. И где ее могила, теперь неизвестно…
Удивительно, но после смерти Збарской слухи и сплетни о ней разгорелись с новой силой – теперь уже даже с интонациями сочувствия. Заговорили, что ее частые гастроли на Запад были подстроены всесильным Комитетом государственной безопасности, поскольку Збарская была его секретным агентом и выполняла какие-то деликатные поручения. Судачили о том, что именно по приказу КГБ она подбирала друзей за рубежом, пытаясь завербовать их. И даже спала со знаменитым Ивом Монтаном в расчете на то, что он станет тайным резидентом советской разведки: ведь всем известно, что Монтан симпатизировал коммунистам. Шептались даже, что именно КГБ упрятал Збарскую в психбольницу, чтобы она не поведала ни об одной тайне, которую знала.
Что тут правда, что вымысел – никто уже не узнает. Но возможно, все нервные срывы манекенщицы были вызваны не просто болезнью, а страхом перед всесильным КГБ. Может, потому Регина и старалась ни с кем не общаться, вести себя «неприступно», чтобы никого ненароком не подвести? Но тогда ее жизнь обретает еще более трагический оттенок…
Однако и в сложном мире моды нашлись все-таки люди, способные на добрые воспоминания о Королеве советского подиума. Взять хотя бы Вячеслава Зайцева, нашего замечательного кудесника моды, который в последние годы старался хоть как-то скрасить жизнь «бывшей модели Збарской». Зайцев принял ее на работу в свой Дом моды, дарил ей новые платья, чтобы она хоть как-то чувствовала себя причастной к выбросившему ее модельному бизнесу.
«Конечно, мне было ее безумно жаль… – признавался Вячеслав Михайлович. – Я ведь помнил другую Регину, добрую и счастливую, в самом зените ее славы. Вы знаете, она тайком, чтобы другие манекенщицы не узнали об этой слабости, подкармливала меня в мои первые годы в Москве. Голодного ивановского мальчишку, который приехал покорять столицу, как и она сама когда-то. Разве мог я забыть ее доброту?»
Словом, при ближайшем общении Снежная королева подиума не видится ни холодной, ни равнодушной инопланетянкой. Пришлась бы ее жизнь на другое время или другую страну, она стала бы символом моды, нации. Как сейчас говорят – «иконой стиля». Но эта красавица с загадочными и грустными глазами стала изгоем в своем мире. А ведь она и всего-то хотела нести людям праздник. Звала из тягостного беспросветного застоя в яркий мир мечты. Только никто этого не оценил – ни власти, ни обыватели. Помните, как говаривали: «В нашей стране секса нет» или «Красота мне эта ни к чему!» Так неужели настоящей красоте только и место, что в сумасшедшем доме?..
Тростинка по имени Твигги, или Мир принадлежит молодым
В середине 60-х годов XX века она осуществила настоящую революцию. Но как известно, бескровных революций не бывает. Сколько пухлых девчонок-розанчиков наплакалось по ночам, сколько уверенных в себе дам плотного телосложения растеряло свою уверенность! Но кто же считает?.. Зато теперь все точно знают первую революционную заповедь глянцевого гламура: порядочная девочка (женщина, дама) обязана быть тростинкой, перещеголять пресловутые стандарты фигуры, вымеренные некогда на Брижит Бардо (90–60–90), ограничивать себя в пище, постоянно пробуя ту или иную диету. Словом, как вы уже поняли, речь пойдет о Девочке-прутике или Девочке-тростинке (кому как нравится), кою явила миру юная манекенщица Твигги, чье настоящее имя не знает почти никто.
А звали легендарную худышку Лесли Хорнби. Родилась эта «супермодель из рабочего сословия» в сентябре 1949 года. Тогда, после окончания самой ужасной мировой войны, никто и не помышлял о диетах – само наличие еды воспринималось как наиглавнейшее благо. Упитанные дети и полновесные розовощекие красавицы-девицы – вот каков был общественный эталон. Летнее яркое платьице с рукавом-фонариком, пышная юбочка ниже колен, шарфик на полной шейке и даже (в торжественных случаях) длинные перчатки на полных ручках – вот к чему стремились модницы. Оживающие после разрухи парижские дома моды вспоминали наряды ранней Шанель и даже трепетно изучали фасоны нарядных платьев, изображенные некогда на картинах незабвенного певца женской красоты – Огюста Ренуара. А как известно, ренуаровские красотки всегда были в теле.
