с ним разговаривали по-русски, дали чего-то перекусить. Так что когда унтер сказал своему конвоиру: «Я схожу водички напьюсь…», это не вызвало никакого подозрения. Ну а дальше — снова прыжок из поезда в ночную тьму.
На следующий день Алексей был дома. Нельзя не сказать, что в деревню он прибыл достойно, в полном своём солдатском обмундировании, с нашивками капрала. Мог бы, наверное, где-нибудь по дороге сменять свой добротный, но столь приметный мундир на штатские обноски, тогда и «приключений» было бы меньше, но какой уважающий себя «дембель» будет так позориться!
Уже дома Алексей узнал, что 28 сентября пала Варшава — её оборона продолжалась 20 дней, а 8 октября германский фюрер подписал декрет о ликвидации Польского государства… Таким образом, как тогда думалось Ботяну, и закончилась для него война. На самом же деле она только ещё начиналась.
Глава третья
Директора забрали в НКВД
«Ну вот, приехал я домой и думаю, что же мне делать дальше? — вспоминал, рассказывая нам о своей судьбе, Алексей Николаевич. — Дома было хозяйство нормальное, отец и мать здоровы, есть две сестры-помощницы, Мария и Зинаида. Лошадь у нас была, и весь скот… Можно бы и мне опять хозяйствовать, но я решил поехать в район — посмотреть, что там такое творится. А там, как оказалось, набирали „новую советскую интеллигенцию“. В частности, приглашали учителей на переподготовку. Так как у меня было польское среднее учительское образование, то я пошёл, записался — и меня приняли моментально».
Итак, уже в октябре того же 1939 года недавний польский военнослужащий был зачислен на курсы советских учителей, открывшиеся в городе Воложине. А ведь, казалось бы, если верить столь популярным сегодня россказням о «зверствах НКВД на вновь присоединённых территориях», его должны были замучить проверками или, скорее всего, просто замучить, возвратив для этого в лагерь для военнопленных, — он ведь совсем не скрывал своего недавнего прошлого, в анкетах, как мы видим, всё было указано.
Кстати, на этот эпизод с созданием учительских курсов стоит обратить особое внимание. Сейчас на так называемом «постсоветском пространстве» иные политиканы очень любят порассуждать о некой «советской оккупации». Но хороши были «оккупанты», которые сразу же озаботились развитием образования, подготовкой учительских кадров на, так сказать, «оккупированных территориях»! Не сокращали количество учебных заведений «в целях экономии средств», не пытались перевести школы на самоокупаемость, сделать учебные заведения платными и хозрасчётными, да и людям образованным не предлагали переквалифицироваться в какие-нибудь «челноки», чтобы обеспечить себе более-менее сносное существование. Наоборот, стремились к увеличению количества образованных — то есть мыслящих! — людей, обеспечению всеобщей грамотности населения.
Зато «цивилизованные» немцы, гитлеровцы, считали уничтожение местной интеллигенции одной из своих первых задач. Кстати, через два года подобное произойдёт на Западной Украине, в захваченном немецкой армией Львове, когда гитлеровцы, точнее их «мисцевые» [43] приспешники из батальона с поэтическим названием «Нахтигаль» [44], расстреляют цвет интеллектуальной элиты этого старинного города: 45 выдающихся учёных и общественных деятелей, некоторые из них — с мировым именем… И это будет лишь первый шаг самоутверждения новой власти.
Одной из наиболее известных акций уничтожения, проведённых формированиями ОУН, стала так называемая «львовская резня», начавшаяся 30 июня 1941 года. События «львовской резни» достаточно хорошо описаны историками; насколько можно понять, сформированная ОУН милиция в первую очередь приняла участие в уничтожении львовских евреев, тогда как убийства польской интеллигенции по большей части осуществляли боевые группы, выделенные из укомплектованного украинскими националистами разведывательно-диверсионного батальона «Нахтигаль».
События во Львове были только началом; убийства «враждебного элемента» проводились украинскими националистами повсеместно. В донесении начальника полиции безопасности и СД от 18 августа 1941 года ситуация описывается следующим образом: «Украинская милиция не прекращает разорять, издеваться, убивать… Поляки приравнены к евреям, и от них требуют носить повязки на руках» [45].
Но пока что был 1939 год, Львов отошёл к Советскому Союзу, и такой беды там конечно же не ждали. «Советские оккупанты», как любят сейчас называть воинов Красной армии и представителей той новой власти, что именовалась «народной», не делили мирное население по национальностям и никого не заставляли носить жёлтые повязки на руках или шестиконечные звёзды на груди.
По свидетельству Алексея Николаевича, его земляки встречали приход Красной армии с большой радостью.
«Некоторые сейчас утверждают, что, мол, тогда повыселяли многих, в Сибирь отправили, — как всегда торопливо, говорил он. — Да, и это было, были такие случаи. Но не многих отправили! Кстати, не тронули ни одного инженера, ни одного врача… Даже польских полицейских, которые у нас в районе были, и тех никого не арестовали. Зато забирали тех, которые были связаны с „двуйкой“, то есть с контрразведкой польской; брали активных антисоветчиков, а также тех, кто воевал против советской власти в 1920 году, — тех людей действительно повывозили отсюда. Может, это и правильно было, потому что не знаю, как бы повели они себя в начале будущей войны. Но никаких репрессий, расстрелов не было, абсолютно! Просто сажали людей в вагоны и отправляли. Куда именно, мне не известно. В общем, я вам так скажу: поверьте, органы знали, кого забирать!»
Действительно, в отличие от своих немецких «коллег», с которыми их так пытаются уравнять сегодня, советские спецслужбы не стремились создавать на вновь присоединённых территориях атмосферу тотального террора и ужаса. Выполняя нелёгкую свою миссию, они работали профессионально и конкретно, что не вызывало особого противодействия местного населения.
И вот — подтверждение тому с достаточно неожиданной стороны:
«Доклад Белорусского НКВД от 12 сентября 1939 года о положении на бывших польских территориях показал, что единственная „партизанская“ активность, которую они ожидали, происходила от батраков, которые пытались организовать группы с намерением громить помещичьи имения, кулаков и коммерческие учреждения. Каких-либо проявлений со стороны антисоветских националистических организаций, которые могли бы создать проблемы, сходные с теми, с которыми столкнулись на Западной Украине, вообще не было» [46], — писал в своей книге «Что знал Сталин. Загадка плана „Барбаросса“» весьма объективный и вдумчивый исследователь, знаток истории советских спецслужб Дэвид Э. Мерфи, в прошлом — один из руководителей ЦРУ США [47]. А уж этого человека заподозрить в ностальгии по «советскому прошлому» никак нельзя.
Далее автор уточнял, что к началу Великой Отечественной войны НКВД СССР всё-таки «смог в некоторых деталях описать историю и деятельность крупных антисоветских организаций в западных областях Белорусской ССР». Все они, начиная от самой большой организации — «Громада» («Товарищество»), уходили своими «корнями» на польскую территорию. Как раз «Громаду» и можно назвать самым показательным в этом смысле явлением: «Эта организация была создана в 1920-е годы польской разведкой как прикрытие для вербовки агентуры из числа белорусов для засылки в Советскую Белоруссию.
