понижения обороноспособности русской армии. В связи с этим весьма интересна ситуация вокруг изобретателя А. А. Братолюбова. 19 декабря по юлианскому календарю 1915 года брат царя великий князь Михаил Александрович написал письмо Николаю II, в котором сообщал:
«Дорогой Ники. После разговора с тобой в Царском о деле Братолюбова я разрешил последнему приступить к работам и сообщать мне секретно об их ходе.
Вчера я получил записку, в которой описано сделанное Братолюбовым за первую неделю работ; в этой же записке он испрашивает 2 500 000 американских долларов на расходы по производству (записку прилагаю).
Получение указанной суммы может быть представлено или одному Братолюбову, или вместе с ним его сотруднику академику Берггольц, которого ты знаешь.
Посылаю письмо с лейтенантом Жираром, который знаком с Братолюбовым и в курсе его дела (с ним собирается ехать сам Братолюбов)» [92].
Описываемое в письме находит следующее объяснение в записках Поливанова: «2 января (1916 года — П. М.) началось для меня участие в длительном и докучливом эпизоде, возможном только в нашей стране — стране «неограниченных возможностей». В этот день я получил от великого князя Михаила Александровича, прибывшего временно от своей «дикой дивизии» в Гатчину, собственноручное письмо: «Многоуважаемый Алексей Андреевич, прошу Вас срочно принять предъявителя сего А. А. Братолюбова по вопросу Вам известному, по которому я имею указания от Его Величества. Уважающий Вас Михаил».
Первые сведения о Братолюбове я получил в сентябре 1915 г., когда в Особом совещании по обороне кто-то из членов Гос. Думы сообщил, что ему привелось видеть в именье недалеко от Петрограда, у химика Братолюбова, опыты с применением для военных целей горючих газов и что эти опыты изобретатель намеревался демонстрировать в Ставке. Затем по одному из докладов Главного военно-технического управления, касавшихся бронированных автомобилей, я узнал, что еще до вступления моего в управление министерством заказ на подобные автомобили был дан предпринимателю Братолюбову, который, поставив несколько экземпляров, признанных неудовлетворительными, после этого прекратил поставку.
В последнее время до меня доходили сведения, что некий Братолюбов, появившись в Петрограде, предъявляет различным учреждениям военного ведомства Высочайшие повеления об исполнении его требований и обращался в Главное артиллерийское управление с требованием, ссылаясь на данное ему Высочайшее о том повеление, о заказе ему для армии на огромную сумму горючей жидкости.
Письмо великого князя Михаила Александровича показало мне, что я буду иметь дело с каким-то «предприятием», проведенным в Ставке начальником «дикой дивизии» помимо начальника штаба верховного главнокомандующего и, может быть, и без его ведома, ибо в противном случае я имел бы от него, так заботливо относящегося к изготовлению разных средств борьбы, какое-нибудь извещение и о необходимости заготовить средства, предлагаемые Братолюбовым.
В назначенный ему день и час — 4 января в 11 ч. утра — А. А. Братолюбов прибыл ко мне в сопровождении лейтенанта флота Жирар-де-Сукантона, которого он мне назвал ординарцем великого князя, имеющим поручение доложить ему о результатах предстоящего разговора. На мой первый вопрос, какую он имеет техническую подготовку, Братолюбов ответил, что он не «ученый», но техническое дело понимает и, если бы не препятствия ему со стороны «ученых», то армия наша теперь была бы уже снабжена бронированными автомобилями. В настоящее же время он имеет Высочайшие повеления, данные ему в Ставке, произвести целый ряд секретных оборонительных средств для армии — таких, каких у неприятеля нет, но волнуется обо всем этом говорить, опасаясь недоверия к нему, и, тем более, что при разговоре будут свидетели (кроме вполне знакомого с его делами лейтенанта Жирар-де-Сукантона в кабинете присутствовал еще только мой помощник ген. Лукомский, которому по его обязанностям предстояло принять [на себя] в той или иной форме дальнейшее распутывание денежной стороны заказа).
На мой затем вопрос, чего он от меня, собственно, желает, Братолюбов ответил, что ему необходимы прежде всего денежные средства, в тех размерах и на те надобности, которые указаны в Высочайших повелениях, передаваемых великим князем Михаилом Александровичем, и при этом вручил мне фотографический снимок с рукописи, оказавшейся рескриптом великого князя на мое имя. На этом снимке я прочитал приблизительно следующее: великий князь передает мне Высочайшее повеление заказать А. А. Братолюбову столько-то пудов изобретенной им горючей жидкости на сумму, если не ошибаюсь, семь миллионов рублей, которую уплатить ему в долларах, а если этой суммы окажется мало, то доплатить остальное — по указанию лейтенанта Жирар-де-Сукантона. Когда я пожелал видеть этот рескрипт в подлиннике, то Братолюбов достал из портфеля и показал мне лист простой полубелой бумаги, на котором я прочитал тот же неряшливо написанный текст за подписью «Михаил» и за скрепой «Ординарец Е. И. В. лейт. Жирар-де-Сукантон», причем почерк скрепы был похож на почерк текста. […]
По мере постановки мною вопросов о военной пригодности его изобретений ответы Братолюбова делались все более и более уклончивыми и нервными, со ссылками на то, что Его Величеству об его изобретениях все известно. Тогда я объявил ему, что отпуск денежных средств на военные надобности производится Военным министерством в порядке, указанном в законе, и что предъявленные им рескрипты великого князя такому порядку не удовлетворяют, а потому я предлагаю ему обратиться с письменным заявлением к военному министру, где изложить смету его ближайших расходов, которая будет рассмотрена, и деньги
