Полковник Магомед Джафаров - Коллектив авторов

выражался. Он отдал распоряжение Али Клычу, чтобы тот собрал самые надежные части и разгромил бы дахадаевский дом, где, по его словам, засели и укрепились 150 человек социалистов с Коркмасовым и Дахадаевым во главе.

Приготовления к погрому шли уже полным ходом, когда весть эта дошла до меня. У меня была хорошая чистокровная кобылица, которой я очень дорожил. Никогда бы мне и в голову не пришло скакать на ней по скверно вымощенным Шуринским улицам. Но, как сейчас помню, я помчался на ней тотчас же, как только услышал о злобном намерении этого человека, сначала к Нажмуддину, потом к Али Клычу. Последнему я категорически заявил, что если он не откажется от исполнения этого дикого приказа, то будет иметь дело со мной и моей сотней.

– Ну что же, – отвечал этот авантюрист, – если будет нужно, буду драться и с тобой.

Видя, что тут намерение очень серьезное, я сейчас же поскакал к своей сотне, отдал приказ ей немедленно выступить к дому Махача, сам же отправился туда вперед, чтобы предупредить его, а с другой стороны узнать, кто там есть и что они собираются предпринимать Махача я встретил выезжающим из дома на фаэтоне. Дом его совсем не был похож на вооруженную крепость. Я остановил Махача, передал ему, что мне было известно, и просил его предотвратить столкновение. Махач меня заверил, что с их стороны не предполагалось никаких выступлений, но что они достаточно сильны для защиты, если бы на них вздумали напасть.

В это время подошла моя сотня. Пикетами я загородил все подходы к дому Махача, а главная часть расположилась около дома.

Конечно, Узун Хаджи не решился выступить и дать бой моей сотне. Столкновение, таким образом, было предотвращено.

Жажда власти у Узун Хаджи была настолько велика, что она слепила его и фактически руководила всеми его действиями. Он готов был признать, благословить и почитать все, что вело его к победе и славе и завтра же проклинать то, что объявлял святым сегодня, если убеждался, что это мешает его личной славе и не ведет его к власти.

Особенно ярко эта особенность Узун Хаджи сказалась в его отношении к туркам.

Турки для Узун Хаджи с самого начала революции были самой желанной и самой любимой мечтой. На них возлагались все его надежды. Они являлись главными столпами веры и шариата. Он буквально все уши прожужжал всему нагорному Дагестану о них. И действительно, ему удалось во многих влить святую веру в турок, заставить их ждать и желать их прихода. Верить в их способность совершить в Дагестане чудо: поднять пришедшую в упадок религию и избавить Дагестан одинаково от порабощения и систематического обнищания. Во весь этот период он считал себя назначенным Турцией представителем.

Но вот желанный день настал. Турки пришли в Дагестан. Но, увы, им было мало дела до великого апостола ислама и до самого ислама. Они даже не заметили или не захотели заметить этого маленького человека, которого еще раньше в насмешку свои прозвали «большим Хаджи».

Узун Хаджи обиделся и отошел в сторону. Но вот турки ушли и, уходя, даже не подумали не только передать ему власть, но даже посоветоваться с ним о том, как и кому передать власть. А ведь он один мог знать, как хочет Бог, ибо беседовал с ним по этому вопросу. И маленьким человеком овладело бешенство и ненависть.

Вслед уходящим туркам несутся его неистовые проклятия. Все их грехи и промахи он отметил. Он ведет теперь против турок, против новых гяуров такую же пламенную пропаганду, как раньше за них.

Даниял Апашев

Я не был близок к Джамиат уль-исламие и потому точно не знаю хорошо, к чему стремились эта организация. Создателем ее был известный Апашев. Это было не только творение его рук, но и его идея. Этот ничтожный и преступный человек нигде не мог найти себе места, и он создал эту организацию, чтобы в начавшейся революционной борьбе и в безвластии захватить себе свою долю. В этой организации он создал себе сферу, в которую постепенно собирались многие ему подобные, которыми он командовал.

Основной целью собравшихся там было защитить свои преимущества и свои привилегии от революции. Так как эти люди не имели вообще никакой идеологии и никакого миропонимания, то им больше, ничего не оставалось как опереться на испытанную скалу – ислам и на исконную преданность наиболее темных людей своей религии.

Узун Хаджи и Нажмуддин Гоцинский, не имевшие авторитета в городе, с радостью ухватились за эту организацию и оказывали ей с самого начала мощную поддержку.

Эта поддержка настолько подняла значение этой организации, что она получила возможность создать даже свою военную силу – милицейские отряды Исламие.

Нух Бек Тарковский

Джамиат уль-исламие была уже солидной силой, когда борьба с Социалистической группой и стремление резче отмежеваться от нее привела Темирханова, Гайдара Бамматова и других либералов в ее ряды.

Я не знаю, по какой причине Джамиат уль-Исламие превратился в Милликомитет. Я был занят в эти дни другим делом. От имени исполкома за подписью Алибека Тахо-Годи ¹⁶ я получил приказание взять с собой маршевые сотни и разогнать в Петровске интернациональный полк. Так много войск я не собирался брать в Петровск. Я взял милицию Исламие и половину моей маршевой сотни и выступил в Петровск. Экспедиция была короткая и нетрудная. Серьезного сопротивления, как я и ожидал, Петровский гарнизон не оказал.

Когда я вернулся из этой экспедиции, Джамиат уль-исламие уже не существовал, а вместо него был Милликомитет.

Мне думается, что это произошло потому, что Апашев почувствовал, что он теряет власть над Джамиат уль-исламие. С другой стороны, сама Джамиат уль-исламие теряла свое влияние на широкие народные массы, т. к. в нее перебрались все либералы. Поэтому он ушел из Джамиат уль-исламие и увел оттуда своих сторонников, с которыми и организовал Милликомитет.

Среди офицеров 1-го Дагестанского конного полка, в котором я служил, довольных исходом Февральской революции не было (имею в виду, конечно, офицерство дагестанцев). Все были крайне огорчены.

Сущность событий, значение их для народной жизни и в частности для Дагестана не понимал никто. В общем, мы