серьезно отвечал на все вопросы пасынка, шутил с ним и не обижался на его шутки.
Но Томасу больше нравилось оставаться наедине с матерью, ради чего он нередко прогуливал школу. Его отец написал по этому поводу очень вежливое письмо Карин, попросив сделать так, чтобы Томас не навещал ее в то время, когда он должен учиться. Карин отреагировала нервно. Она обратилась к семейным адвокатам фон Фоков и попросила добиться в суде, чтобы ей передали попечительство над сыном. Она мотивировала свою просьбу тем, что теперь она будет постоянно жить в Швеции и что Томас нуждается в материнском уходе. Но отдавать сына Нильс не собирался. Он нанял частных детективов, и те выяснили о Карин и Геринге много интересного. Фон Кантцов направил в суд письменное заявление, где указал, что бывшая жена страдает эпилепсией, а ее новый муж мало того, что безработный, так еще и склонен к буйству, когда ему перечат, — вероятно, вследствие пристрастия к морфию. Поэтому оба они не подходят на роль родителей для Томаса. Карин в итоге было отказано в удовлетворении иска.
После суда на семейном совете фон Фоков было принято решение лечить Геринга от морфинизма, иначе и без того слабое здоровье Карин будет окончательно подорвано его выходками. Геринг и сам мечтал избавиться от своего болезненного пристрастия, благо фон Фоки обещали полностью оплатить лечение. Его положили на обследование в клинику Аспадден. Врачи постепенно уменьшали количество морфия, чтобы вызвать отвыкание от него, но, учитывая дозы, которые прежде употреблял Геринг, для него такой метод был равносилен резкому прекращению приема наркотика. У пациента началась ломка. Он умолял дать ему морфий, но ему сказали, что придется потерпеть до утра, когда будет сделан следующий укол. Геринг не выдержал мучений и набросился на медсестру. В результате 1 сентября 1925 года его перевели в психиатрическую лечебницу Лангбро. Там несколько дней Геринга продержали в комнате, обитой войлоком, чтобы больной во время буйства не разбил себе голову.
Между прочим, врач, наблюдавший Геринга в Лангбро, характеризовал его как «сентиментального человека, у которого нет даже элементарной силы духа». Через три месяца Германа выписали из психиатрической лечебницы. Он вернулся к Карин в дом на Оденгатан. Здоровье жены за это время ухудшилось, а нужда уже заставляла распродавать мебель. Геринг опять стал колоть себе морфий, и его еще на пару месяцев закрыли в Лангбро. Удивительно, но на этот раз Геринг вылечился, хотя боль в паху от раны сохранилась на всю оставшуюся жизнь.
В дальнейшем документальные свидетельства о пребывании Геринга в Лангбро исчезли. Во всяком случае, уже упоминавшийся Вили Фришауэр в 1933 году не смог их разыскать. Существует версия, что их выкрали агенты Геринга после того, как он возглавил прусскую полицию. Одна из антинацистских групп якобы сфотографировала его историю болезни и опубликовала ее в том же году, однако проверить аутентичность этой публикации невозможно.
Существует легенда, будто в середине 20-х годов Геринг побывал в Липецке, где по соглашению с СССР тайно проходили подготовку германские военные летчики, и якобы влюбился там в русскую девушку. В память об этой любви рейхсмаршал будто бы позже, уже во время войны, запретил германским самолетам бомбить Липецк. Некоторые журналисты называют даже конкретные кандидатуры на роль геринговской пассии.
Что и говорить, история романтическая, только, к сожалению, не имеющая ничего общего с реальностью. В то время, когда Геринг будто бы предавался любовным утехам в Липецке, он на самом деле скрывался за границей от германского правосудия, так что власти страны при всем желании не могли командировать его в Липецк в рамках совершенно секретной программы советско-германского военного сотрудничества. В реальности у Геринга в то время была любимая жена, которой он и не думал изменять. Да и весил бывший ас Первой мировой войны к тому времени уже добрых сто двадцать килограммов, и трудно было бы найти самолет, в кабину которого он бы мог поместиться.
Осенью 1927 года рейхстаг объявил амнистию всем политическим заключенным и тем лицам, кто покинул страну по обвинению в политических преступлениях. Теперь Геринг мог вернуться в Германию. И он не преминул воспользоваться представившейся возможностью.
Геринг начал подготовку к возвращению на родину с того, что послал приветственную телеграмму Гитлеру. Карин была слишком слаба, чтобы ехать вместе с ним. Геринг отбыл в Германию в октябре 1927 года. После этого Карин на несколько недель слегла в больницу, но от мужа по ее просьбе госпитализацию скрыли.
В течение четырех лет Геринг оставался фактически вне партии, а Гитлер уже сделался фигурой общегерманской политики и написал программную книгу «Моя борьба». Они с Герингом, в отличие от 1923 года, уже не были близкими по политическому весу величинами.
Вскоре по возвращении Геринг встретился с Гитлером в Берлине. Тот посоветовал «не терять связей с партией» и найти работу. Последнюю рекомендацию Геринг вскоре выполнил. На Нюрнбергском процессе он признался, что прежде, чем возобновить активную деятельность в рядах партии, он хотел «обеспечить себе независимую позицию». В ноябре 1927 года он отправился в Берлин в качестве представителя Баварского моторного завода (БМВ), владельцем которого только что стал итальянский бизнесмен Камилио Кастильони, решивший переориентировать предприятие на производство авиамоторов. Известный летчик, обладавший также некоторыми связями в авиационном бизнесе (можно вспомнить дружбу с тем же Фоккером), казался подходящей кандидатурой. Кстати сказать, еврейское происхождение Кастильони не мешало его дружбе с Герингом.
В Берлине Геринг смог позволить себе только скромный одноместный номер в отеле на одной из улиц недалеко от Курфюрстендамм (номер оплачивал БМВ). Только весной 1928 года, когда Карин наконец достаточно окрепла для того, чтобы присоединиться к нему, Геринг снял небольшую меблированную квартиру на Берхтесгаденштрассе, 16.
Многие товарищи Геринга по 1-й истребительной эскадре ушли в предпринимательство. Например, Бруно Лёрцер сотрудничал с авиастроительной фирмой Хейнкеля. Связи с друзьями в дальнейшем помогли Герингу достичь определенных успехов в мире бизнеса.
Лёрцеру повезло жениться на богатой вдове. На роскошных обедах, которые устраивала чета Лёрцер, Герингу удавалось находить покупателей для моторов БМВ и шведских парашютов. Об успехах мужа Карин радостно сообщала в письме матери от 18 мая 1928 года:
«Приехали три лучших друга Германа, и мы поехали с ними перекусить. Затем на автомобиле за три часа добрались до гоночного трека и там разогнались до скорости в 115 км/ч! Мы вернулись в Берлин, а оттуда — на озеро в пригород, где попили чаю. Передохнули полчаса дома и отправились обедать к жене
