Судя по плотности огня, фашисты, наверное, считали, что в котельной не меньше роты!
Мы договорились, как действовать дальше. Решили, что, когда будем пробираться к паровозу, Плаксин прикроет нас огнем своего пулемета.
Ползком стали пробираться к паровозу. Вокруг свистели и лопались разрывные пули.
Комбат заметил наше продвижение: в воздух взвилась зеленая ракета. Это был условный сигнал и знак одобрения: «Мы вас видим!»
На животах скользнули на дно воронки.
— Миша, видел, комбат нас приветствовал? — спросил я.
Миша зашипел как гусь:
— Ты что меня подбадриваешь, думаешь, казанский татарин испугался?! Я вот им сейчас покажу, как матросы веселиться умеют…
Он было высунулся из воронки, но я вовремя удержал его: перед самым носом треснула разрывная пуля.
Красной ракетой в сторону трансформаторной будки мы обозначили опасность.
Заговорил станковый пулемет. Это Плаксин. Молодец!
Мои локти легко и быстро понесли меня вперед. Миша, увидев, что я добрался до паровоза, последовал за мной. Полз он неуклюже, тяжело. Гитлеровские автоматчики открыли по нему огонь из окна трансформаторной будки.
Что делать? Я бы мог сам бросить гранаты и подорвать пушку, но надо выручать товарища.
У паровоза лежал Пронищев. Он был тяжело ранен. Возле него — винтовка. Я взял ее, укрылся за колесом паровоза, прикинул расстояние и выстрелил.
Один ствол в окне трансформаторной будки исчез. Второй автоматчик метнулся в кирпичные развалины, залег и снова открыл огонь. Я прицелился, выстрелил и отчетливо увидел, как фашист ткнулся носом.
Миша Масаев добрался к паровозу цел и невредим.
До фашистской пушки было метров десять. Масаев парень здоровый, руки длинные. Он встал, зашел за паровоз и метнул одну за другой две противотанковые гранаты.
От первого взрыва пушка подпрыгнула и повернулась набок, от второго отвалилось колесо, а ствол, как у зенитки, задрался вверх.
Судя по всему, замертво легла и прислуга.
Фашисты, наверное, ждали нашей атаки. Но никто их не атаковал. Тогда они сами решили окружить нас и взять живыми. Не тут–то было: снова заработал пулемет Плаксина.
Надо отходить. Я приказал Масаеву захватить Пронищева и отползать к воронке, а сам остался прикрывать их. Миша высунулся из–под паровоза — и упал. К счастью, пуля ударила в каску. Мишу только оглушило на несколько секунд.
Начало смеркаться. Через просвет в колесе я увидел: справа ползут два фашиста. Дольше оставаться нельзя, наверняка схватят. Метнул последнюю гранату и побежал к воронке.
Пронищев лежал на дне воронки, стонал и все повторял:
— Воды… Воды…
Масаев бинтовал ему грудь.
Стало совсем темно. В котельной нас ждут ребята…
Миша взвалил Пронищева на себя, пополз в котельную. Я за ним.
Продвигались медленно — сказывалась усталость. Над нами летели трассирующие пули, как бы указывая фашистам наш путь: «Вот они ползут, бейте их!»
Мы не думали, что дотянем Пронищева до котельной живым, но решили даже труп не оставлять фашистам.
В котельной было темно и тихо.
У «максима» лежал тяжело раненный Плаксин. Миша оттащил его в сторону, он очнулся и прошептал:
— Немцы здесь… — и снова потерял сознание. Больше в котельной ни одной живой души не было.
Мы потихоньку подошли к двери и вдруг услышали за стеной шаги и разговор фашистов. Значит, тут не пройдем…
Пронищев приходил в сознание, бормотал что–то несвязное, потом снова умолкал. Мы перенесли его, положили рядом с Плаксиным.
Голоса фашистов отдалились. Мы опустились в люк и договорились: Миша проберется в батальон, а я останусь здесь охранять раненых.
Миша ушел. Я вылез из люка, прислушался. Думал: если фашисты полезут, забросаю их гранатами, буду стрелять из автомата. В крайнем случае открою люк, спущусь в траншею и оттуда буду оборонять товарищей.
Заныла раненая нога. Я лег у стены. Полежал немного, потом приподнялся, проверил гранаты, автомат. Я был вооружен и чувствовал себя уверенно.
По восточной стене котельной хлестал наш пулемет. Отдельные пули залетали в котельную. Я ждал появления фашистских солдат со стороны паровоза. Но они почему–то не шли.
Наконец начало светать.
С восточной стороны застрочили автоматы, забухали взрывы гранат. Я плотней прижался к стене, взялся за кольцо гранаты. Кто появится здесь сейчас?..
И вдруг — русская речь!
Что есть силы я крикнул:
— Братцы! Здесь живые есть!
— Знаем! — послышалось в ответ.
Это был Большешапов. Его с группой солдат привел сюда Миша Масаев.
Пять суток подряд, начиная с утра 16 октября до полудня 21, гитлеровские войска атаковали наши позиции в заводском районе Сталинграда. Авиация, артиллерия, танки, пехота — все было брошено на подавление нашей обороны. Фашисты решили прорваться здесь к Волге во что бы то ни стало. Они осатанело лезли вперед, не считаясь с потерями. Порой думалось, что Гитлер решил потопить здесь в крови всю свою армию.
Сначала главный удар наносился на Тракторный и Баррикадный заводы — в трех–четырех километрах правее участка нашей дивизии, оборонявшей территорию завода металлических изделий, нефтехранилища, мясокомбината и половину Мамаева кургана.
Что делалось в районе Тракторного завода — мне трудно пересказать, я там не был. Но даже со стороны было жутко смотреть. Сотни самолетов без конца кружили над заводом. Кто–то подсчитал, что только 17 октября на Тракторный и Баррикадный было совершено около трех тысяч самолето–вылетов. Сколько же бомб пришлось на каждого защитника этого района? Подсчитать нетрудно, если известно, что там оборонялись три далеко не полные дивизии (одна из них, 112–я, была сведена в полк — шестьсот активных штыков). Короче говоря, лишь за один день фашисты израсходовали там на каждого бойца по полдюжины бомб.
Но участок по–прежнему встречал гитлеровцев яростным сопротивлением. Наши солдаты научились жить а огне. Врагу, наверное, казалось, что здесь стреляют камни, стреляют кирпичи, стреляют мертвые. И гитлеровцы не жалели ни бомб, ни снарядов, ни мин, стараясь растереть в песок даже камни и кирпичи, не жалели патронов и на мертвых, давили их гусеницами танков…
Тяжело смотреть со стороны, когда трудно приходится товарищам. Кажется, лучше самому там быть. Такова уж натура русского солдата. Бот почему мы попросили командира ношей дивизии Николая Филипповича Батюка послать нас, морских пехотинцев, на помощь правому соседу. Но он ответил:
