кафельный пол.
Итак, я снова в своей родной 61-й (ныне больница номер четыре при Сеченовском университете). Лечащий врач Юлия Александровна сразу не разрешила мне есть сутки: «понаблюдаем». Поставили капельницу.
Во время обхода врачи все, включая завотделением, разводили руками: второй раз у нас, почему?
Лежать в этот раз мне совершенно не понравилось. Палата на пятерых, все прооперированные, дедушки с такими проблемами, что… Как у Джойса в «Портрете художника в юности» есть фрагмент красочного описания ада, вот где там сера горит. И зловоние от неё. Примерно так. Короче, через неделю я уже и сам захотел выписаться, и лечащий врач не возражала. Ну правда, что тут делать? Язва затянулась, но не рубцуется, тревожный симптом, надо дождаться биопсии. Гистология пришла даже раньше, чем через положенные десять дней. Диагноз: злокачественная опухоль кардии желудка. То есть рак.
Глава III. «На Филиппинах есть чудесные врачи…»
Как жить с таким диагнозом? Особенно в первые минуты после того, как тебе его сообщили? Вот и я – вышел из кабинета врача Юлии Александровны, которая сказала мне эти слова: «У вас рак». С чего это повествование и начинается. «Резать надо по-любому», – сказала она. В ближайшие месяцы. Я и не выбирал, оперироваться или нет. Вопрос даже такой себе не задавал. Надо значит надо. Вариантов тут нет, не нужно морочить себе голову. Пугало, что надо начинать действовать уже сейчас, сегодня, когда толком ничего ещё не известно. Ну типа какая стадия и насколько всё ужасно. Будущее вдруг предстало в виде туннеля с кромешной тьмой.
Выйдя из кабинета, я сразу позвонил тёте Лене. Потом другу Диме (не берёт, попозже поговорили). Потом другой тёте, жене дяди моего, Антона. Разговаривал громко, слоняясь по коридору хирургического отделения 61-й больницы. Слава богу, никто меня не прогонял. Мне ещё надо было дождаться всех своих выписок, документов, чего там ещё не достаёт… В палату заходить не стал. Соседей уже, должно быть, повыписывали, а если нет, то мне всё равно не хотелось им рассказывать о моём диагнозе, а скрыть я бы не сумел. А чего мне вообще хотелось? А не знаю даже. Панику унять для начала, например. Да, это нужно было сделать. И тогда я взял и написал в фейсбук: «У меня рак». Запостил. Потом добавил: «P. S. Это правда». Сунул телефон в карман и пошёл получать документы. Их долго искали. Куда-то не туда положили. А, вот они где, ага, держите, не болейте. Спасибо.
И я ушёл домой. Где меня не ждал никто, кроме кошки моей британской по прозвищу Муй. Она, кстати, не стала донимать меня просьбами о еде и общении. Спасибо, радость моя меховая.
А дома-то стало – совсем страшно. Я включил компьютер, вошёл в фейсбук. А там уже просто вал комментов и сообщений в мессенджер. Вот это очень хорошо – могу отвлечься. Все выражали поддержку. Предлагали помощь. Советовали фонды. Контакты в фондах. Один мой коллега, к которому я даже на работу пытался устроиться несколько лет назад, сам теперь работает в фонде – он просто предложил сразу начать мне собирать деньги на лечение. И дал контакт своих коллег в другом фонде. Одна пиарщица прислала мне телефон врача в Израиле, сказала послать ему фотки заключения и перезвонить. Так я и сделал. Доктор Борис Б. мне сказал, что всё вроде понятно, но надо дообследоваться. Сделать полный скрининг, в общем, приезжайте к нам, если хотите. За два дня сделаем. Не могу, говорю, я в Москве хочу забесплатно. Зачем-то добавил, что отрезать обещали.
– Ай, резать – это ерунда всё! – вскричал доктор. – Надо искать метастазы в отдалённых лимфоузлах. Если найдутся, то всё: год-полтора – и можно заказывать место на кладбище.
– У нас, – говорю, – есть. На Ваганьковском.
И повесил трубку. Вот это да, подумал я. Год-полтора – это что? Может, прям сейчас лучше с балкона выброситься? Врачебный цинизм и юмор уже в фольклоре, в анекдотах, но онкологи даже тут выделяются. Особые персонажи. Вообще молчуны. Но очень прямолинейные. До резкости. Безо всяких мимимишек. Оно, в общем-то, понятно: тут счёт идёт на недели, а иногда на дни и часы. Посему придумывать куртуазные фразы, темнить, подслащивать пилюлю, ходить вокруг да около – опасно. Они люди сверхзанятые, у них нет времени формулировать как-то гладко-красиво-обтекаемо. Они ж не журналисты и не спичрайтеры, в конце концов. Поэтому так всё жёстко. Но такое общение очень тяжко. Иногда ждёшь только, чтоб доктор тебе сказал: всё под контролем, всё идёт по плану. Но тут в основном молчание – знак того, что всё в этой самой норме, под неким, надеемся, надёжным, контролем. Но ведь молчание очень легко принять за неизвестность!..
Наступил вечер 1 июля. Итак, я уже часов десять живу новым человеком – не просто Саша Беляев, а онкологический пациент Беляев А. М., 1975 г. р., москвич, холостой, беспартийный, некрещёный.
Я был уверен, что ночью мне не заснуть. Хотя устал уже, и давление 150 на 100 изматывало. Ещё днём попытался записаться к врачу в поликлинику – понятно, запись на две недели вперёд. Что делать оставалось? Вот то и делал – сидел и тупил перед монитором ноутбука. По мессенджеру в фейсбуке со мной связалась френдесса из другого города, лично незнакомая. Она рыдала просто. Мне её уже надо было успокаивать. «Нет, Саша, это пипец! Ты не знаешь, Наташка Ш. моя (подруга. – А. Б.), она ж в тебя влюблена! Нет, это херня, конечно, всё, просто мы с ней филологи по образованию, учились вместе в универе у нас тут, а ты так пишешь, и про русский язык, и вообще, это охренительно, Саша, и я, сука, узнаю, что у тебя рак, и рыдаю…» Отлично поговорили, кстати. Спасибо тебе, подруга!
Но я понимаю людей, которые скрывают диагноз. Они боятся, что к ним изменится отношение. Они боятся, что с ними будут общаться как-то не так. Увы, опасения сии небеспочвенны. Я просто так устроен, что не могу скрывать. Экстраверт, истероидный тип, всё такое.
Но да, люди очень любят комментировать, анализировать тебя, давать советы, учить жизни.
Несправедливо было бы мне жаловаться на идиотские советы – их было не так много. Знакомым я объяснял, что пусть не лезут со своими советами про народные средства, со своими «слышала, что…» и прочим «вот тебе ролик – мужик четвёртую степень содой вылечил!». Или, если я знал, что знакомый, допустим, хороший-безобидный, но немножко, мягко говоря, глуповат, и всё время как бы в танке. Немножко не в курсе, что в мире происходит. Так мне чудесное сообщение
