За столь короткий срок в моей жизни произошло столько разных событий, что я стал думать о том, что этот момент никогда не настанет — момент, когда я буду играть, выигрывать, забивать… Мои старики и мой брат Лало приехали из Эскины посмотреть на меня. Не смог приехать Турко, потому что он должен был принимать участие в каком-то представлении.
Я был верен себе, хотя мне было больно и обидно за тех ребят, которые должны были покинуть клуб из-за моего прихода. Мне даже было стыдно появиться в Ла Канделе, где находилась на сборах команда. Я не знал, как мне войти, и даже оставил автомобиль вдалеке от ворот базы. Во дворе были Моусо, «Рыжий» Суарес, Перотти. И вот этот момент настал. Тогда мне хотелось бы, чтобы рядом со мной был Галиндес, массажист «Архентинос», который везде и повсюду следовал за мной. Все-таки смена обстановки была очень резкой. Я влился в коллектив, который хорошо знал. У меня там были настоящие друзья, с которыми я познакомился много лет назад: например, я был крестным отцом ребенка «Негра» Каррисо. В «Архентинос» каждый из нас знал свои достоинства и недостатки, и «Левша» Мигель Анхель Лопес, который был нашим тренером, понимал нас как никто другой. Как только я пришел в «Боку», за десять минут до того как войти в ворота Ла Канделы меня подозвал Марсолини и сказал мне, что «Бока» — это не «Архентинос Хуниорс», и если там у меня были какие-то поблажки, здесь о них следует забыть. Если там я привык приходить на стадион со всей моей семьей, в «Боке» этого не будет.
Сильвио совсем меня не знал, и ошибся, заговорив со мной таким тоном при первой же встрече. Тут он оплошал. Наоборот, Йийо Карнилья, работавший в клубе менеджером, сказал мне, чтобы я не чувствовал себя спасителем. Йийо лучше меня понимал. Сильвио был менее терпелив: думаю, что он боялся, что я могу выйти у него из-под контроля… Возможно, обо мне сложилось неверное представление, но я нуждался — действительно нуждался — в понимании других. Это я получал от Йийо, но не от Сильвио.
У меня остались прекрасные воспоминания о том составе. С Пичи Эскудеро и Угито Альвесом мы были знакомы с юниорской сборной образца 1979 года: вместе мы провели много времени на южноамериканском первенстве в Монтевидео и на мундиале в Японии. Освальдо, выглядевший молчуном, был одним из тех, кто после матчей отправлялся на пляж и танцевал там, словно занимался макумбой5. Уго, наоборот, был одним из самых серьезных… Прибыв в «Боку», я сразу же нашел общий язык с Рамоа, Руджери и Абелем Альвесом, братом Уго. Я не был тем, кому на все наплевать, но из-за своего возраста многого не понимал. Никто мне этого не говорил, но я чувствовал, что как мои партнеры по команде, так и инчада ждут от меня куда большего.
Надо всем этим была проблема денег: в первом матче против «Тальереса» сбор от продажи билетов составил миллион долларов. Во втором я не знаю, собрали ли мы тысячу… Конечно же, нас подкосила девальвация, тот чертов обменный индекс Мартинеса де Ос.
Каждый из первых двух моих матчей я заканчивал еще более травмированным, я ползал по полю. Но все равно забивал: еще раз на «Бомбонере», еще раз команде из Кордобы, теперь «Институто»; их ворота я поразил дважды. Первый мяч я забил с пенальти, а второй… оказался простейшим. Я прошел до полукруга штрафной слева направо, перебросил мяч через Негро Ньето, и не давая ему опуститься на землю, ударил с левой: мяч прошел между ног Мунутти. Супергол!
Здесь мы оставались до самого отъезда в Мар-дель-Плату чтобы сыграть товарищеский матч против «Сан Лоренсо» на стадионе, где проходили игры мундиаля. Эти встречи были необходимы для того, чтобы рассчитаться за мой переход, но они просто меня убили. Я не мог бежать. Казалось, что на моих плечах восседает Мария Марта Серра Лима. Когда я вернулся в раздевалку, то сказал: «Хватит!»… Каждый раз, когда я бил по мячу, было такое ощущение, словно мне вбивают нож в заднюю поверхность правого бедра. Доктор Пинтос сказал мне, что это небольшой разрыв, но все боялись, что он увеличится. Тут же нас ждал «Уракан», я уже хотел взять передышку, но ради Мигеля, дела которого в клубе шли не лучшим образом, все равно решил сыграть. 8 марта мы победили их со счетом 2:0, Мигелито забил им мяч на последней минуте, но я уже не мог ничего сделать… И я остановился.
Я пропустил четыре матча, но все равно «Бока» во всех них одержала победы. Ребята хотели продемонстрировать, что они могут выигрывать и без Марадоны, и мне это показалось поразительным.
Другой проблемой было то, что тогда мои отношения с Марсолини и профессором Густаво Хаббеггером, тренером по физподготовке, выглядели далекими от идеальных. Они были очень строги во время сборов, на тренировках, предъявляли кучу несуразных требований, что меня совсем не прельщало. Затем, когда пришли победы, мы стали понимать друг друга. Тогда я сказал о Сильвио: «Это честный человек, который работает с утра до ночи для того, чтобы улучшить игру команды, и хотя он не так опытен, заметно, что он знает свое дело». Но сначала у меня были серьезные разногласия с ним и с профессором. Все было отнюдь не так просто.
Я вернулся в матче против «Ньюэллз», 29 марта, забил гол с пенальти, и мы сыграли вничью 2:2. В следующее воскресенье нам предстоял настоящий «класико», к которому я специально готовился, против «Индепендьенте». Тогда я должен был ввязаться в споры с Марсолини, чтобы он наконец-то выпустил Руджери. Как ни в чем не бывало я подошел к ветеранам команды, к Бриндиси, Мосо, Пернии и спросил их: «Скажите мне правду, вы ведь чувствуете себя более уверенными, когда играет этот парень?». Головастик уже тогда славился жутким характером, всегда шел вперед… Они мне ответили: «Да, да, Диего, ты прав, этот парень действительно силен», и после этого мы пошли давить на Марсолини. В итоге Руджери вышел против «Индепендьенте» на «Авельянеде», мы выиграли 2:0, один мяч забил я ударом с лета из-за штрафной площади, а другой… он. Я знал, что Головастик заиграет, и с тех пор он больше не выходил из состава команды, если только не был травмирован или дисквалифицирован.
Вот таким я и был, и больше уже не молчал. Если я был в чем-то уверен, то говорил об этом без тени сомнения. Вот и теперь я заявил, что в «Архентинос Хуниорс» где бы я ни находился на поле, мяч доставляли мне всегда. Я заявил, что не хотел бы, чтобы это считали проявлением эгоизма, но… Со своих мест повскакивали все. Мне возразил Перния, мне возразил Бриндиси, но я был уверен в своей правоте. Я обнял Мигеля и сказал ему: «Нам нужно больше с тобой взаимодействовать, Мигель, намного больше. Не зацикливайся на голах. Конечно, ты забил их очень много, но это не твоя обязанность».
Наконец, настало время расплатиться за тот долг, что я чувствовал перед людьми. В пятницу, 10 апреля, вечером, когда лил такой дождь, словно настал конец света, я принял участие в своем первом «класико» против «Ривера» на «Ла Бомбонере». Все вышло так, как об этом можно было только мечтать… Мой отец сидел на платеа, в секторе Е, а я, пока текли минуты, и матч превращался в праздник, думал о нем. До этого старик видел в своей жизни только одно «класико», завершившийся поражением «Боки» на «Монументале», за которым он наблюдал с «популара»6.
