Воздух был нежный, ароматный. Желая размяться, Беленко побежал в лагерь летной школы, расположенной в тринадцати километрах от города. В лагере царило настроение оживления и приподнятости. Более четырех тысяч ребят из различных уголков Советского Союза приехало сюда в надежде поступить в летную школу. Каждый из них горел желанием пройти отбор, для каждого это был вопрос будущего.
Отбор был очень строгим — даже малейший физический недостаток, пусть совсем не связанный со здоровьем, закрывал перед ними двери школы. Из каждой тысячи поступавших отбирали только 360 человек. Но все это никак не отражалось на общем настроении ребят. Они вслух мечтали о подвигах в небе, о грядущей славе ассов, совершенно не думая о том, что их могут не принять в школу и послать на двухгодичную службу в пехотные, танковые или другие части как простых призывников.
Пять дней врачи осматривали, ощупывали, расспрашивали Беленко, делали рентген и, наконец, дали заключение: „годен"’. Потом был письменный экзамен, требующий общей технической подготовки, а также устный экзамен по „Краткому курсу истории КПСС”. Оба экзамена не представляли для Виктора большого труда. Его имя оказалось среди первых ста восьмидесяти зачисленных в школу курсантов, список которых в конце июня был вывешен на доске.
До начала занятий оставалось больше месяца, но об отдыхе нечего было и думать. Не дав новичкам ни дня передышки, их всех сразу же бросили на тяжелые работы — разгрузку кирпича, рытье траншей, укладку бетонных плит дорожных покрытий, прополку колхозных полей.
Но вот долгожданный день наступил. Группа вновь поступивших была выстроена на плацу и торжественно приведена к присяге. После этого коротышка сержант со шрамом через правую щеку, вывел на плац двадцать курсантов, среди которых был и Беленко. Прохаживаясь вдоль строя, он вплотную подходил то к одному, то к другому, злобно сверлил глазами и чуть ли не обнюхивал каждого. Сначала Беленко подумал, что сержант с похмелья не в себе и просто валяет дурака.
Но коротышка, чуть отступив от шеренги, вдруг начал материться и угрожать:
— Ну вы, говнюки! Вы теперь солдаты. Вы хоть понимаете, что это такое? Нет? Ну, ничего, я вам покажу что значит быть советским солдатом. Вы, вашу мать, наверное думаете, что вам тут будет лафа, что в армии можно сачковать и ничего не делать? Так?
Он все больше распалял себя…
— Мы вас тут так скрутим в бараний рог, что вы забудете, как вас зовут. Запомните, в армии любой приказ — это закон. Все права у командира, у вас нет никаких прав. Вы здесь скот, ничто, просто говно. И вы должны, не раздумывая, подчиняться приказам в любое время дня и ночи. Начиная с этого момента, я буду думать за вас.
Он сделал паузу, затем презрительно обвел взглядом строй и продолжал:
— Посмотрите на себя, у вас вид шпаны. Да вы и есть шпана. Чтобы в следующий раз вы выглядели как положено советскому солдату — подтянуто, аккуратно, и сапоги чтобы блестели!
Он еще долго унижал и запугивал ребят, и Беленко понял, что это все не шутка, сержант говорит серьезно.
Ну что ж, не я один — сотни, тысячи таких же как я прошли через все эти унижения. Все изменится, когда мы начнем летать.
Однако, полеты начались не скоро. После общей военно-строевой подготовки курсантов перевели на военно-воздушную базу на другом конце Армавира. Там в течение пятнадцати месяцев они серьезно изучали математику, физику, электронику, военную тактику, навигацию, топографию, аэродинамику и, конечно, основы марксизма-ленинизма и уставы. Занятия начинались в 7:30, сразу же после завтрака и утреннего смотра, и продолжались до половины восьмого вечера шесть дней в неделю. В воскресенье с утра они драили казарму, вычищая все углы и щели, после чего замполит проводил с курсантами двухчасовую беседу о международном положении.
Как-то раз армавирское телевидение готовило специальную программу о буднях летной школы. Курсантов снимали во время занятий, экзаменов, тренировочных полетов. Через несколько дней начальник школы вызвал к себе Беленко и объявил, что благодаря успехам в учебе, а также своим внешним данным, он отобран для участия в телевизионной передаче. Вся школа смотрела передачу, и после этого он стал чем-то вроде местной знаменитости.
Через полтора года курсанты получили свой первый отпуск. Им выдали также удостоверения, дающие право приобрести билет с большой скидкой для полета в любое место Советского Союза. Друзья из Москвы, Ленинграда, Киева приглашали Беленко погостить у них. Но чувствуя обязательства перед семьей, он даже не мог подумать о том, чтобы провести отпуск вне дома.
Виктор появился в Рубцовске подтянутый, стройный, в новой голубой форме и был счастлив, заметив выражение гордости на лице отца, мачеха также изменилась — стала с ним приветливой и ласковой. Было видно, что родные гордились им. Желая произвести впечатление на своих знакомых и друзей, они созвали гостей в честь его приезда: фронтового друга отца, парторга автомобильного завода и еще каких-то незнакомых Виктору людей. Беленко чувствовал себя чужим среди них. Он очень быстро понял, что это не был обед в его честь, а просто отец пригласил полезных ему людей. Но он не осуждал отца — ему просто стало жаль его. Наедине с отцом и мачехой он все время чувствовал неловкость и разделявший их барьер. Разговора по душам не получилось: они были совсем чужими друг другу и не делали попыток сблизиться. Обстановка в доме была настолько тягостной и неприятной, что уже на третий день, сославшись на какие-то дела, он уехал из дома разыскивать своих школьных товарищей.
Один из его друзей погиб в автомобильной катастрофе, другой сидел в тюрьме за спекуляцию. Еще двое уехали а Москву, один — учиться в медицинском институте, другой — в техническом ВУЗе. Оставшиеся в Рубцовске приятели работали, в основном, на автомобильном заводе. Встреча с ними была для него скорее грустной, чем радостной. Его форма и положение как бы подчеркивали их неравенство — его обеспеченное будущее с одной стороны и бесперспективность и убогость их жизни — с другой.
В Омске Беленко встретился также со своим близким другом Юрием Сухановым, выросшим в такой же обстановке, что и он: его родители были разведены и мало обращали внимания на сына. Беленко помнил его высоким, широкоплечим, прекрасным боксером, который вполне мог войти в сборную СССР и участвовать в Олимпийских играх 1968 года. Он был человеком прямым, принципиальным и считался одним из наиболее перспективных курсантов летного училища.
Теперь же вид его испугал Беленко. Юрий сильно потолстел, выглядел лет на пятнадцать старше, потерял весь свой задор и отвагу. Судьба его была печальной, история — поучительной. Он рассказал Беленко, что из-за бокса его зрение ухудшилось настолько, что он не смог пройти очередной медосмотр и был отчислен из авиации. На ринг вернуться также было невозможно. Пришлось все начинать заново. Он пошел работать на завод электронного оборудования. Там Юрий встретил Ирину, работавшую секретаршей, и вскоре они поженились. Поначалу Юрий не хотел сдаваться и решил пойти учиться в вечерний институт, думал стать инженером. Вскоре у них родился ребенок, и жизнь Юрия настолько осложнилась, что пришлось бросить занятия в институте.
