Желая доказать серьезность своих намерений, писатель объявляет, что нынче же вечером в книжном магазине «Дар-эль-Шорук» состоится особый «блицкриг»: он будет подписывать только свои книги новой серии (выпущенное «Сирпусом» карманное издание «Алхимика») и перевод «Заира» на английский. Неприятная встреча заканчивается без аплодисментов, гости покидают зал с мрачными лицами. В дальнейшем все развивается именно так, как предполагал Пауло: автограф-сессия проходит с большим успехом, и всем журналистам, беседующим с ним, он настойчиво повторяет:
— Я уверен, что издатели приняли мой ультиматум. Теперь египтяне будут читать мои книги только в официальных переводах, выпущенных «Сирпусом».
Однако время показало, что его радость была преждевременной: не прошло и полугода, как выяснилось, что все осталось как было. Единственная новость заключалась лишь в том, что у пиратов появился конкурент в лице «Сирпуса».
Встреча в Каирском университете, назначенная на следующий день — последняя в этой поездке — проходит гладко и по организации скорее напоминает мероприятие в школе-интернате, а не в университетском кампусе: в аудитории на триста мест сидят ровно триста человек, в большинстве своем — девушки. В отличие от Хибы, они одеты по западной моде, в обтягивающие джинсы и майки, открывающие плечи и талию. Правда, после выступления гостя восхищение кумиром оказывается сильнее дисциплины, и присутствующие бросаются к нему с книгами и просьбами дать автограф.
Триумф Пауло Коэльо в Каире
По дороге в отель Хиба предлагает провести незапланированную акцию. Читатели, состоящие в официальном «Клубе поклонников Пауло Коэльо» и не сумевшие попасть ни на одно его публичное выступление, хотели бы побеседовать с ним неформально. Воодушевленный якобы успешными переговорами с издателями, он соглашается, не уточняя деталей. Получив его согласие, Хиба уезжает собирать публику. Они договариваются встретиться под одним из мостов через Нил. Непонятно, как Хибе удалось мобилизовать столько людей за такое короткое время: прибыв на место, бразильцы с удивлением видят более чем двухтысячную толпу. Площадка — какое-то недостроенное здание: вокруг еще лежат железобетонные плиты с торчащей арматурой. Люди теснятся в проходах между сиденьями, в боковых галереях. Невероятно, что в будний день, при полном отсутствии информации в газетах, по радио и на телевидении, пришло столько народу. Люди забрались даже на окружающие площадку стены и деревья. Жара просто адская. Хиба подводит Пауло к маленькой трибуне на краю сцены, где стоят столик и три стула. Когда Пауло произносит по-английски первые слова:
— Здравствуйте, спасибо, что пришли… — шум голосов сменяется благоговейным безмолвием. Пауло полчаса рассказывает о своей жизни, о борьбе за то, чтобы стать признанным писателем, о близком знакомстве с наркотиками, колдовством, психиатрическими лечебницами, политическими репрессиями, недоброжелательной критикой, он говорит о том, как в конце концов вернулся к вере и осуществил свою мечту. Люди смотрят на него как зачарованные, словно перед ними не автор любимых книг, но тот, кто может научить их жить. Многие не в состоянии справиться с волнением, их глаза полны слез.
Когда писатель в последний раз говорит «большое спасибо», видно, что он тоже плачет.
Аплодисментам, кажется, не будет конца. Не скрывая слез, бразилец несколько раз благодарит присутствующих легкими поклонами, скрестив руки на груди. Ему аплодируют стоя. Девушка в темной чадре поднимается на сцену и протягивает писателю букет роз. Пауло часто оказывается в подобных ситуациях, но сейчас он глубоко растроган и даже растерян. Овация не кончается. Писатель быстро поворачивается, прячется за занавесом, поднимает глаза к небу, осеняет себя крестным знамением и в который раз творит молитву Святому Иосифу, почти шестьдесят лет назад благословившему его возвращение к жизни.
2
В одиннадцать лет жизнь преподала ему урок: если надо сделать такое, от чего будет больно, делай это сразу
Пауло Коэльо де Соуза родился дождливым утром 24 августа 1947 года, в день Святого Варфоломея. Это случилось в клинике Святого Иосифа в Рио-де-Жанейро, которая расположена в районе Умаита, где живет преимущественно средний класс. Мальчик родился мертвым. Врачи предупреждали, что эти роды — первые у двадцатитрехлетней Лижии Арарипе Коэльо де Соуза, домохозяйки, супруги тридцатитрехлетнего инженера Педро Кейма Коэльо де Соуза — окажутся трудными. Ребенок был не только первенцем у супружеской пары, но и первым внуком дедушек и бабушек со стороны отца и матери — а также первым племянником дядюшек и тетушек с обеих сторон. Предварительный осмотр показал: плод отравился опасной смесью собственных испражнений и аммиачной жидкости. Спасти такого ребенка могло только чудо. Не шевелясь, он лежал в материнском чреве и не продвигался к выходу во внешний мир, его пришлось вытаскивать щипцами. Ровно в пять минут первого врач, который буквально вывинчивал его из матери, услышал слабый хруст. Будто карандаш треснул — тоненькая ключица новорожденного не выдержала нажима щипцов. Но вряд ли это имело значение: мальчик был мертв. Видимо, захлебнулся жидкостью, девять месяцев служившей ему защитой в теле матери.
Обезумевшей от отчаяния Лижии, ревностной католичке, первым делом пришло в голову имя Святого Иосифа, покровителя клиники:
— Божественный Святой Иосиф, верни мне моего сына! Святой Иосиф, спаси его, жизнь моего ребенка в твоих руках!
Убитые горем родители попросили кого-нибудь позвать, чтобы мертворожденного соборовали. Священника не нашлось, и эту миссию взяла на себя монахиня, служившая в клинике. Но вдруг сквозь рыдания родителей послышался слабый стон — будто мяукнул котенок: младенец был жив. Трудные роды стали первым вызовом, который судьба бросила этому малышу, но он принял его и выжил.
Первые три дня жизни Пауло провел в инкубаторе. Все эти решающие семьдесят два часа при нем неотлучно сидел отец — и он покинул свой пост лишь когда стало ясно, что жизнь ребенка вне опасности. На четвертый день Пауло извлекли из инкубатора, но оставили в клинике под наблюдением врачей, проводивших ему курс интенсивной терапии. Отца сменила при младенце теща, Мария Элиза. По прошествии шести десятилетий Пауло утверждал, что Мария Элиза стала его первым воспоминанием. В остальном же малыш оказался здоровым, весил 3 килограмма 330 граммов и росту имел сорок девять сантиметров. Судя по первым записям Лижии в «альбоме младенца», у ребеночка были темные волосы, карие глаза, светлая кожа и он походил на отца (что отнюдь не являлось достоинством, поскольку Педро трудно было назвать красавцем). Ребенку дали имя в честь одного его дяди, рано умершего от сердечного приступа.
