Правоту этих слов подтвердил новый сингл «Touch Me» («Прикоснись ко мне»), выпущенный уже в декабре. Моррисон, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке, что заметно на протяжении всей песни (да и всего альбома, как оказалось впоследствии). Песня, обильно сдобренная звучанием струнных инструментов, принадлежала перу Кригера. Впервые, по настоянию Моррисона, на конверте пластинки указывалось имя автора. Таким образом Джим хотел дистанцироваться от текстов, принадлежавших Кригеру. Похоже, в то время он направил свои творческие силы на сочинение стихов, — может быть, именно этим объясняется то, что в альбоме так мало его песен. Так или иначе, «Touch Me» звучала почти как самопародия (во время концертов Джим часто заменял основной рефрен на слова «suck me»: еще при записи он отказался исполнять первоначальный вариант Кригера «hit me» («порази меня»). Безобидная, несмотря на рискованный рефрен, песня, казалось, была специально рассчитана на девчонок-подростков, «балдевших» от Моррисона. Ей все же удалось попасть на третью строчку хит-парадов, а всего она продержалась в списках около двух месяцев.
Что заботило Моррисона меньше всего, так это хит-синглы. Он хотел, чтобы его воспринимали всерьез как поэта и чтобы The Doors ориентировались на своих сверстников, а не на малолеток. Джим ненавидел и презирал свой статус идола для тинэйджеров, мальчика с обложки. Вполне возможно, тот факт, что в последующие годы он заметно поправился, хотя бы отчасти связан с его стремлением не иметь ничего общего с этим имиджем: вспомним, что тогда же он отрастил бороду и стал одеваться как попало. А как насчет превращения в грязного пропойцу? Отчасти Джим тоже мог делать это сознательно, — мы знаем, что он был способен творить ужасные вещи, просто чтобы отвадить от себя тех людей, с которыми ему не хотелось иметь дела.
«Было время, когда я много пил, — признавался он в конце 1968г. — На меня давили обстоятельства, с которыми я не мог справиться, к тому же я пил, чтобы совладать с трудностями жизни в окружении множества людей, да и вообще от скуки. Но мне нравится пить: спиртное расслабляет людей и иногда стимулирует беседу. В чем-то это сродни азартным играм: вечером ты выпиваешь и не знаешь, где окажешься на утро. Все может кончиться хорошо, а может случиться беда. Как будто бросаешь кости». Но Моррисон по-прежнему был уверен, совершенно уверен, что контролирует ситуацию: «Я могу рассчитать все так, чтобы оставаться на одном месте; каждый маленький глоток дает новый шанс ощутить блаженство».
По крайней мере, его не покидало чувство юмора. Во время концерта в Мэдисон-Сквер-Гарден в январе 1969г. Моррисон сказал, обращаясь к половине аудитории: «Вы — жизнь». Повернувшись в другую сторону, он провозгласил: «Вы — смерть». Затем Джим сказал, адресуя свои слова уже всей публике: «Я оседлал забор между вами, и у меня яйца болят». Тот факт, что тогда много неприятностей Джиму доставляла гонорея, придает его словам опенок горькой самоиронии.
«Живые» выступления создавали ощущение, которого Моррисону до боли не хватало в студии, — беспокойное чувство власти над толпой. «Поначалу я вел себя менее театрально и искусственно, — признавался он. — Но сейчас число зрителей на наших концертах возросло, да и залы стали гораздо больше. Теперь просто необходимо выдумывать новое, преувеличивать, порой доходя до гротеска. Я считаю, что когда ты — лишь маленькое пятнышко в конце огромного зала, недостаток интимности приходится компенсировать подчеркнутым размахом движений». Недостатки «стадионного» рока стали еще более очевидными с изобретением огромных экранов, благодаря которым зрители (да и сами группы) могли «непосредственно» наблюдать за происходящим на сцене. В результате многие группы стали просто пародировать самих себя.
Моррисон был твердо убежден, что рок-концерт представляет собой некий ритуал — «…замкнутое пространство, кольцо смерти, вращающееся вокруг секса, и исполнять музыку — единственная игра, которой я владею». Джиму нравилась избранная им роль шамана: «Молодежь — это будущее. Ее можно изменять, формировать, на нее можно влиять. Самое главное в молодых слушателях — они как чистые листы бумаги, готовые принять текст… а я — чернила». В результате никто не знал, что может случиться на концертах группы. Этого не знали и сами The Doors, В 1972 г. Робби вспоминал: «Иногда он останавливался в ожидании, слушая, что скажут зрители. Мы не понимали, что происходит». Моррисон так рассказывал о радости, которую он испытывал во время концертов: «По-настоящему я раскрываюсь только на сцене. Я испытываю там духовный подъем. Исполнение песен дает мне маску, под которой я прячусь, но только так я могу раскрыть себя. Для меня это значит больше, чем просто выйти, спеть несколько песен и уйти. Я все принимаю близко к сердцу, и у меня всегда возникает чувство незавершенности, если нам не удается создать для всех в зале общее настроение». В другой раз Джим выразился еще яснее: «Я просто стараюсь, чтобы ребятишки здорово повеселились».
В феврале вышел второй сингл из готовящегося альбома. Он назывался «Wishful Sinful» («Жаждущий, греховный») и был таким же бесцветным, как и первый. Но в этом месяце произошло и кое-что более драматическое (в прямом смысле этого слова): Джим посетил представление экспериментальной труппы «Живой театр» [13] в Южнокалифорнийском университете. Еще раньше, в 1968 г., он прочитал о них следующее: «Они, по сути, не актеры, а, скорее, искатели рая на земле, считающие, что рай есть полное освобождение от всего и всех и требующие его наступления уже сегодня. Само их существование есть прямой вызов репрессивному тоталитаризму, имя которому — законность и правопорядок». Одной из идей «Живого театра» было разрушение барьеров между исполнителем и публикой, и именно это оказалось для Джима ближе и понятнее всего. Он не пропустил ни одного спектакля труппы и познакомился со многими ее членами. Был Моррисон и на заключительном представлении, во время которого актеры сняли с себя почти всю одежду, после чего полиция прервала спектакль. Джим был поражен.
Вполне возможно, что все происшедшее на следующий день, 1 марта, во время концерта The Doors в зале «Диннер Ки» в Майами, было навеяно свежими впечатлениями Моррисона от выступления «Живого театра». Может быть, он решил отколоть очередной номер. Однако не исключено и более простое объяснение-Джим был тогда вдребезги пьян и не в настроении: пропустив два авиарейса из Лос-Анджелеса в Майами, он (что было неизбежно) провел часы ожидания в обнимку с бутылкой.
Концерт задержали на час. Выйдя на сцену, Моррисон даже и не пытался петь: ему захотелось просто поговорить с публикой. Музыканты группы несколько раз пытались начать играть в надежде, что он к ним присоединится. Джим начинал петь, но после пары строк останавливал музыкантов и продолжал разговор с залом. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, была попытка группы исполнить «Touch Me». Манзарек вспоминал: «Джим сказал публике: „Хватит. Вы пришли сюда не за тем, чтобы послушать музыку… не за тем, чтобы увидеть хорошую рок-н-ролльную группу. Вы ждете чего-то такого, чего никогда не видели, чего-то большего, чем то, что вы знаете… Ну, что мне делать? А что, если я вам свой член покажу? Не этого ли вы хотите?“ И вот он снял рубашку и стал пританцовывать, держа ее перед собой и прикрывая себя ниже пояса. Потом он отдернул рубашку в сторону: „Вы видели, вы видели, вот он, смотрите, я сделал это“. Если Моррисон и в самом деле показал что-то в тот вечер, вероятнее всего, это был его палец, просунутый сквозь расстегнутую ширинку. Однако другие члены группы, в том числе Манзарек, утверждают, что вообще ничего не видели, к тому же ни одна из сотен фотографий, сделанных в тот вечер, не запечатлела Джима в столь недвусмысленном положении. Поэтому… мы никогда не узнаем, что же там, собственно, произошло. Возможно, Джим просто хотел спровоцировать блюстителей порядка, действуя в стиле „Живого театра“. Так или иначе, эта шалость имела для него неожиданно громкие последствия.
