Этическая программа — это тоже своего рода курс, за прохождение которого, кстати, списали большую часть условных единиц, заработанных на стройке. В зависимости от конкретной проблемы человека этот курс включал в себя изучение тех или иных материалов, почти всегда выписывание овертов и висхолдов и выполнение других определённых действий. Как и при ситуации ПИН, параллельное получение других услуг категорически запрещалось. Делалась программа в «секции этики», а попросту говоря — отдельном классе, где не было постоянно присутствующего супервайзера и главным был администратор или, как его еще называли, «этик-офицер». Изредка он наведывался в класс, а в остальное время вел длительные беседы один на один в соседнем кабинете. Нуждавшихся что-либо урегулировать обычно оказывалось предостаточно. Многие стояли в коридоре, образуя очередь, так как места в забитом под завязку классе попросту не было. Очередь скорее походила на толпу, поскольку Слава сам указывал того, кто заходил на прием следующим — все зависело от важности проблемы. Отбор проводился среди первых попавшихся на глаза, завершался за несколько секунд и не обсуждался. Другими словами, человек мог прийти первым и стоять часами. Признание в самых ужасных проступках, за которые меня порой в самом деле мучила совесть, не было чем-то особо сложным, ведь я знал, что это поможет мне стать лучше. Гораздо труднее оказалось принять определение Полной Ответственности. Короче, все хорошее и все плохое, что со мною происходит, зависит ТОЛЬКО от меня. Что-то положительное и позитивное в этом безусловно было, и даже чем-то нравилось мне, но насчёт безусловной «полноты» я несколько сомневался. Как уже повелось, не принять это саентологу было никак нельзя, поэтому пришлось согласиться, что это так. Примерно через два месяца, с чувством освобождения от всех своих самых страшных грехов, я завершил программу и мог снова учиться и получать одитинг.
— 17-
Вот-вот должно было наступить лето. Листья на деревьях уже распустились, а установившееся тепло скомандовало повесить тяжёлую демисезонную куртку в дальний конец вешалки и не вспоминать о ней до первых осенних холодов. Как-то, будучи в Центре, я завернул к регистраторскому столику Людмилы Борисовны, чтобы поболтать. Она, как всегда, радушно пригласила меня сесть и начала о чем-то спрашивать, но вдруг торопливо вскочила и, велев никуда не уходить, убежала. Вернувшись, Людмила Борисовна сходу сказала, что хочет кое с кем меня познакомить. За ней тут же появилась невысокого роста невероятно приятная светловолосая девушка в аккуратном темном пиджачке, которая, к тому же, страшно обрадовалась, увидев меня, будто мы были хорошо знакомы, и после долгой разлуки, наконец, встретились. Девушка сказала, что ее зовут Юля Князева и, что она является сотрудницей Морской организации. У нее специально ко мне есть какое-то важное дело, поэтому мы должны немедленно его обсудить. Такой поворот событий меня заинтриговал. Немного пройдя по коридору, мы расположились на кожаных креслах, возле огороженного стеклянными панелями Офиса Рона Хаббарда.
— Давно занимаешься Саентологией? — начала Юля.
— Почти год, — с гордостью ответил я.
— Год? Вау, круто! Какие курсы ты уже прошел?
— ДСХ, «Достоинство и целостность личности», «Как справляться с превратностями судьбы». Еще был на ТУ, но меня перевели с него на «Взлёты и падения».
— Ну, молоде-ец. Ты получал успехи от прохождения курсов?
— Да. Самый большой — на Дианетическом семинаре.
— Кру-уто.
— А как твои родители относятся к тому, что ты занимаешься Саентологией?
— Нормально. Знают. Не против.
— Хорошо-о.
Дразня чарующей улыбкой, она сделала небольшую паузу, и продолжала.
— Ты что-нибудь слышал про Морскую организацию?
— Да, немного слышал.
— Что слышал?
— Слышал, что там серьезно занимаются клированием планеты.
— Совершенно верно! Давай я расскажу поподробнее. Морская организация — это саентологическое религиозное братство…
Юля что-то говорила, я всем видом показывал, что внимательно её слушаю, но в действительности делать это был просто не в состоянии. Я завороженно смотрел в её синие, бескрайние, словно море, глаза, ощущал нежное, как лёгкий бриз, дыхание. Её манящие губы рождали волшебную музыку интонаций уже бессмысленной для меня речи, и я представлял, как плещутся волны за бортом нашего корабля…
— …это понятно? — неожиданно остановилась она и, вопрошающе приподняв брови, ждала подтверждения.
— Да, да. Все понятно, — очнулся я и закивал головой.
Мне стало немного стыдно, что я не уделил должного внимания ее рассказу. Впрочем, суть была и так предельно ясна. Юля приглашала вступить в ряды Морской организации и объясняла, как это важно для будущего человечества. Я сказал, что в целом мне это по душе, но, пока мне не исполнится двадцать семь, присоединиться к ним, к сожалению, не смогу, поскольку по закону должен либо учиться, либо служить в армии. На это моя морская принцесса невозмутимо ответила, что семь лет пролетят как семь дней и тут же протянула на подпись контракт с МО. Вначале я попытался приблизительно посчитать, сколько жизней придётся там отслужить, чтобы отработать положенные по договору МИЛЛИАРД ЛЕТ, но, снова взглянув на Юлю, по-саентологически мужественно изрёк что-то вроде «рано или поздно все мы там будем» (имея в виду МО) и тут же под ним расписался. С этой девушкой я готов был спуститься на вечность в недра земли, не то что какой-то миллиард лет плескаться в море. Во всяком случае, в тот момент мне так подумалось. Мы составили подготовительный проект, в соответствии с которым я должен был решить вопрос с армией, сделать операцию по удалению пластины из руки, и, если раньше установленного срока по закону действительно ничего не получится, встретиться «на палубе», как только мне исполнится двадцать семь.
— 18-
В середине июня я вернулся на групповой одитинг, где узнал множество новых процессов. Самой сложной сессией, на мой взгляд, оказалась та, на протяжении которой было НУЖНО сильно и непрерывно смеяться. Я вспомнил несколько забытых моментов жизни, как, например, что на даче, в доме моих приятелей Дини и Пашка, была узкая горизонтальная ниша на чердаке. У её дальней стенки стоял лист какого-то зеленого пластикового материала и дневной свет проникал туда таким образом, что на листе образовывались зеленые светящиеся точки. Заглядывая в нишу, мы представляли, что это тир, а точки — горящие огоньками мишени. Мы стреляли в них из воображаемых пистолетов, иногда отмечая, что они действительно гасли, когда в них «попадаешь». Воспоминания вылезали сами собой, были совершенно не по теме процессов, и даже в ущерб выполнению команд (иначе говоря, мои главные успехи были следствием того, что я просто отвлекался от происходящего и вспоминал своё детство). Ситуация казалась какой-то неправильной, но никто из одиторов или сотрудников КВОЛ-а ничего плохого в ней не отметил.
