С другой стороны, давно было замечено сходство некоторых мыслей оды со стихами Юнга. Уже в 1812 году «Вестник Европы» сравнивал ее с «Ночами» последнего.
Первый перевод оды на французский язык принадлежит юноше Жуковскому. Затем стали появляться переводы и на других языках: немецком, итальянском, английском, испанском, польском, чешском, латинском и даже на японском.
Последний явился случайным следствием плена Головкина (впоследствии адмирала). Однажды, рассказывает он в своих записках, ученые туземцы просили его сказать им русские стихи. Он прочел оду «Бог», и во время чтения они отличали рифмы и находили приятность в звуках. Им захотелось иметь перевод, и, по уверению Головкина, ему удалось перевести и передать смысл содержания так, что они все поняли, кроме стиха: «Без лиц в трех лицах Божества», на объяснении которого они и не настаивали, когда он им сказал, что для понимания этих слов надо быть истинным христианином (?). Далее губернатор просил написать оду кистью на атласе и отправил императору. «Японцы уверяли нас, – говорил Головнин, – что она будет выставлена на стене в его чертогах, наподобие картины». В устном пересказе этого события современники смешали японский язык с китайским, намерение принято было за исполнение, и распространялось уверение, что ода написана золотыми буквами на стене во дворце богдыхана в Пекине наподобие картины.
По словам Головкина, японцам особенно понравилась мысль, выраженная в одной строфе словами: «и цепь существ связал всех мной», причем «они показали, что постоянное шествие природы от самых высоких к самым низким его творениям и им не безызвестно».
Нельзя согласиться с тем, что ода Державина исключала метафизику. Вспомним знаменитое начало:
О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньях вещества,
Теченьем времени Превечный,
Без лиц в трех лицах Божества.
Державин сам поясняет, что, «кроме богословского православной нашей веры понятия, разумел он тут три лица метафизические, т. е. бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и неокончаемое течение времени, которые Бог в себе совмещает».
Державинская ода вызвала множество подражаний, в том числе «Гимн Богу» Дмитриева, «Гимн Непостижимому» Мерзлякова, «Песнь Божеству» Карамзина и другие.
Знаменитый в своем роде одописец граф Хвостов не только сочинил оду «Бог», но ценил ее гораздо выше Державинской, что, как с ним всегда бывало, повело к комическому эпизоду. По дороге в Царское в карете он стал спрашивать секретаря своего, также «поэта», которая ода, по его мнению, лучше. Когда последний откровенно высказался в пользу Державина, разгневанный самолюбивый автор решил высадить его среди дороги и не хотел ни за что везти дальше.
Рассказ этот, слышанный академиком Я.К. Гротом от «живого» очевидца князя Цертелева, свидетельствует о том, как ревниво в былое время относились к литературе ее хотя бы и бездарные, но страстные любители.
Расцвет литературы и сознание в то же время несовершенства языка, недостатка правил привели к мысли о необходимости основания Российской Академии. При самом учреждении ее в 1783 году Державин, уже знаменитый поэт, был избран в члены и принял участие в организации, в «начертании» плана.
Нельзя отнять у Державина заслуги сближения поэзии с жизнью, помимо сравнительного совершенства формы и языка.
«Превосходный стих Державина, – по замечанию Шелгунова, – делал его таким популяризатором новых идей, которые он из кружка интеллигенции и вельможества проводил в начинавшую читать публику, что воспитательное его значение было, конечно, гораздо больше, чем в первой половине XIX века воспитательное значение Пушкина».
Я.К. Грот со своей стороны, определяя значение Державина для его времени, замечает, что он вполне удовлетворял тогдашним эстетическим требованиям. «Таким образом, он бесспорно отвечал потребностям своего времени, и вот в чем, может быть, заключалась одна из главных причин его успеха».
Глава IV
Служебная и литературная деятельность при Екатерине
В жизни Державина важнейшие моменты литературной деятельности и служебной карьеры находятся всегда в некоторой связи. Менее чем через месяц после выхода книжки «Собеседника» с одою «Бог» Державин был назначен правителем Олонецкого наместничества. Возвышению Державина содействовала «Фелица», но кроме того, что Екатерина не желала прямо выказать это, князь Вяземский задерживал доклад об увольнении нашего поэта с сенатской службы. Назначение состоялось, таким образом, только в 1784 году.
Державин давно мечтал о губернаторстве, особенно на своей родине, но это не удалось ему ни теперь, ни впоследствии. Олонецкое наместничество пока существовало только на бумаге. Екатерину с самого вступления на престол занимало дело преобразования губернского управления. При ее воцарении губерний было 16 – число, не соответствовавшее обширности государства. Она издала «учреждение о губерниях», по плану которого на каждую полагалось от 300 до 400 тысяч душ, вследствие чего количество губерний увеличилось до сорока. Крым составил особую область. В каждой губернии должен был находиться государев наместник, или генерал-губернатор, и подчиненный ему правитель наместничества, или губернатор, на которого и возлагалась вся ответственность по управлению. Этот план организации нашел своего рода «поэтическое» изображение в стихах у Державина:
Престол ея на Скандинавских,
Камчатских и златых горах,
От стран Таймурских до Кубанских
Поставь на сорок двух столпах.
В то же время сделана была попытка внести свет в лабиринт старых воеводских и прочих учреждений («Тебе единой лишь пристойно, царевна, свет из тьмы творить»), в особенности отделением судебной власти от административной. Недостатком новой организации являлась, между прочим, неточность пределов власти новых чинов. Генерал-губернаторы, облеченные полным доверием государыни, могли руководствоваться одним произволом и быть сами себе законом. Они пользовались почти царскими почестями, им были подчинены войска; при выездах они сопровождались отрядом легкой конницы, адъютантами и молодыми дворянами, из которых под их руководством «должны были образоваться полезные слуги государства».
«На пышных карточных престолах сидят мишурные цари», – говорит Державин в оде «На счастье», разумея наместников, которые хотя и зависели от мановения императрицы, но чрезвычайно дурачились, великолепно восседая на тронах, когда допускали к себе при открытии губерний народных депутатов и выборных судей…
