- Ты все сказал?
- Да нет, Игорь, не все... Пикунов женится.
- Что? - Рабцевич изумленно откинул голову. - Как?
- А как женятся? Конечно, со свадьбой...
- А ты что?
- А что я? Война, она ведь свадеб не отменяет. - Однако, видя, что известие ошеломило командира, добавил: - Вообще-то я попросил, чтобы он немного со свадьбой обождал, ну... до возвращения на базу. Я обещал, что мы в отряде справим ему свадьбу.
Рабцевич бросил в печку прижегший пальцы окурок.
- Доконает меня этот мальчишка, право, доконает.
Рабцевич решил в ближайшие дни побывать на базе у Пикунова, проверить, как у него дела, и заодно поговорить по душам. Но Пикунов, словно предчувствуя намерение командира, сам пожаловал в Рожанов - в группе кончились боеприпасы. Поговорить сразу с ним Рабцевичу не удалось. Пришел Игнатов со своей группой. А тут еще радиограмма из Центра поступила:
"Игорю! В ночь с 17 на 18 марта к вам будет выброшена группа старшего лейтенанта Бочерикова. Встречайте. Фомич".
Пришлось организовать встречу.
Группа спустилась с парашютами на поле за деревней. В ней было одиннадцать человек. Только распределили бойцов по хатам, как из Центра последовала новая радиограмма - о высылке еще одной боевой группы, под командованием сержанта Ежова. И на этот раз прилетело одиннадцать человек. А всего - двадцать два бойца. Двое - Бочериков и Ивченко - были коммунистами, остальные комсомольцами.
- Хорошее пополнение, - говорил Линке. - Теперь, Игорь, нам надо создавать в отряде комсомольскую организацию.
На следующий день после приземления последней группы в деревне Рожанов состоялось комсомольское собрание. Секретарем комсомольской организации избрали бойца группы Пикунова Василия Козлова. Он был из местных, учитель, хороший товарищ и человек отважный. В каждой группе избрали комсорга.
С прибытием пополнения отряду стало полегче - все до единого в обеих группах минеры-подрывники. Кроме того, в каждой группе был свой радист с рацией, и теперь отряду гарантировалась бесперебойная связь с Центром.
Чтобы новые группы быстрее освоились с обстановкой и начали действовать самостоятельно, Рабцевич группу Бочерикова направил вместе с Пикуновым, Ежова - с Игнатовым...
Вечером бойцы двух сводных групп выстроились на улице перед штабом отряда. Рабцевич сам провожал их. Сказал несколько напутственных слов и подошел к Пикунову. Прежде не довелось поговорить с ним.
- Миша, удачи тебе! - сказал и, отвернувшись, тяжело пошел к своей хате.
Вечером 17 апреля 1943 года группа Пикунова возвращалась с очередной операции. Все безмерно устали, но были счастливы - сбросили под откос фашистский состав с военной техникой и снаряжением из нескольких вагонов. Не часто случалось такое. Все разговоры вертелись вокруг последней диверсии. Бойцы шутили, смеялись, сыпали анекдоты. И вдруг дозорные сообщили, что от Сторонки ветер несет запах дыма и вроде бы варева. Это было странно: вот уже полгода деревня пустовала. Крестьяне, спасаясь от карателей, ушли в лес, поселились в землянках. Появление людей в Сторонке встревожило бойцов.
Разведка доложила, что в деревне местные крестьяне топят баню. Это известие обрадовало. Ночь бойцы пролежали в мокрой одежде на стылой земле - успех не дался даром.
- Пожалуй, и нам не грех попариться, - сказал Пикунов, - жаль пропустить такое. - И, не сворачивая, повел группу к бане, стоявшей метрах в двухстах от околицы, прямо у перелеска, - в случае чего из нее можно незаметно уйти.
Бойцы напилили и накололи дров, натаскали воды, Санкович сбегал в деревню за березовыми вениками. Добавили дров в притухшую было печку и сели на лавки в предвкушении блаженного чуда парилки, жадно и нетерпеливо поглядывая на остывшие булыжники каменки. Несмотря на то, что в бане было еще жарко, кожа у всех покрылась мурашками - намерзлись прежде изрядно. Но вот в каменку плеснули кипятку, от сизых булыжников пошел пар, и люди повеселели.
- Хорошо-то как! Вот это да-а! - послышалось со всех сторон, дружно заработали веники.
Неожиданно на пороге в клубах пара, словно бог на облачке, в овчинном кожушке и самодельной шапке появился дед Жаврид с большим деревянным ковшом в руках.
- Хлопцы, дак я вам кваску принес. - И на лице у него появилась умильная улыбка.
Квас плеснули в каменку. Вместе с взорвавшимся паром в нос ударил густой хлебный дух. Можно было подумать, что бойцы были не в бане, а в пекарне, где шло колдовство над заварными караваями.
- Вот те квас, ай да квас! - Еще подбавили. - Ну и банька! Ах да банька!
Бойцы усердно хлестали друг друга вениками, обливались ледяной водой, блаженствовали...
Наслаждению этому, казалось, не будет конца. И вдруг откуда-то из-за слезящегося окна в баню пробился детский голосок:
- Не... не... - Сил у него никак не хватало на то, чтобы полностью одолеть непомерно тяжелое слово.
Враз в бане оборвался шум, сделалось тихо-тихо, так, что слышно было, как под половицами, гулко шлепаясь, стекала вода.
- Фашисты! - прокричал появившийся на пороге Шкарин.
С силой ударившаяся о наружную стенку дверь, жалобно скрипнув ржавыми петлями, чуть было не втолкнула его в баню.
В узком предбаннике сделалось тесно. Бойцы хватали одежду, втискивались в нее и выбегали на улицу. Раньше всех выскочил из бани Пикунов. Подпоясывая телогрейку широким ремнем, озабоченно спросил у растерявшегося Шкарина:
- Где, говоришь, фрицы?
Ответил вывернувшийся откуда-то из-под ног белесый малец.
- Да там они, дяденька! - И показал ручонкой на большак, что тянулся за деревней. - Приехали на лошадях и на машинах... Тикать вам надо!
Пикунов поправил шапку-ушанку, задумчиво прикусил губу.
- Командир, - сказал Шахно, - хлопец прав, уходить надо.
- Это мы всегда успеем сделать, - ответил Пикунов, - но сначала надо прикинуть, что к чему. - И приказал: - За мной, товарищи!
Бойцы, увлекаемые Пикуновым, побежали к опушке леса.
Добрались до места, залегли. До большака, на котором виднелись два грузовика и десяток подвод с фашистами, было не больше ста метров. На подножке головной машины стоял гитлеровский офицер, что-то кричал, отдавал распоряжения.
- Командир, уходить надо, каратели, - опять сказал Шахно.
Пикунов ответил не сразу.
- Видишь, у двоих солдат, что стоят во второй машине, шесты обмотаны материей, - проговорил он, - должно быть, плакаты, а в кабине рядом с водителем сидит кто-то в гражданском. Это не иначе как агитпоезд.
Чуть ли не с первых дней войны гитлеровцы создали специальные агитационные бригады, которые, разъезжая по белорусским деревням, пропагандировали фашистский образ жизни, уговаривали обеспечивать гитлеровскую армию продовольствием и фуражом, призывали местное население сотрудничать с оккупационными властями. На одном из последних совещаний актива отряда Рабцевич подробно рассказал об агитпоездах. Он требовал от командиров групп делать все, чтобы не дать возможности фашистам вести агитационную работу среди белорусского населения.
