Это было поистине тяжелое положение. Греки заслуживали по крайней мере того, чтобы объединенное британское правительство оказывало им во всех их затруднениях моральную, дипломатическую и финансовую поддержку, или того, чтобы английское правительство окатило их ледяным душем. Одновременно с греческим вопросом на очереди стоял целый ряд других, – как, например, ирландский вопрос и разногласия британских партий между собою. В мире происходило так много важных событий, и затруднения, испытываемые нами, были столь велики, что дела маленькой страны, вызывавшей разногласия между министрами, останавливали на себе внимание лишь тогда, когда там происходили какие-либо исключительные события. В конце концов Константин и его правительство действовали на свой собственный страх и риск. Они имели право по-своему истолковывать отношение великих держав к их затеям, но решать приходилось только им, и на карту была поставлена, в первую очередь, только их собственная судьба. Сантиментальная поддержка, оказываемая выдающимся человеком, может очень сильно ободрить, но она не может заменить собой трактаты, соглашения и формальные дипломатические документы.
11 июня король Константин принял в Смирне личное командование над войсками, а 4 июля в Малой Азии началась четвертая греческая кампания против турок.
Я должен изложить здесь свою собственную точку зрения и те шаги, которые я предпринимал. Во всех возможных случаях меня изображали как сторонника насильственной политики, и до сих пор я ни разу не пытался детально объяснить мою позицию. Талантливый биограф лорда Керзона, хорошо знакомый с официальными архивами и свободный от официальных обязательств, недвусмысленно намекал, что по отношению ко мне были бы вполне уместны слова «поджигатель» и «проповедник войны». Я должен поэтому рассказать, какие были факты в действительности.
Сначала я напомню читателю общее изложение политики, сделанное по моим указаниям генеральным штабом в декабре 1919 г. и вкратце приведенное в главе XVII; а затем напомню ему мое письмо премьер-министру от марта 1920 г., помещенное в конце XVII главы. Ниже я привожу соображения, которые я развил 22 февраля 1921 г., в тот момент, когда союзническая конференция пересматривала Севрский трактат, и которые я повторил 11 июня 1921 г. перед тем, как греки начали свое наступление на Ангору.
Черчиль – премьер-министру
22 февраля 1921 г.
«Сегодня утром я не хотел возобновлять споров относительно нашей политики. Британскую политику решаете вы, а я могу только с тревогой дожидаться ее результатов. По всем затронутым вопросам вам необходимо было бы ознакомиться с мнениями следующих лиц: теперешнего вице-короля Индии и индийского правительства: Ллойд-Джорджа, губернатора Бомбея, назначенного нового вице-короля Индии, лорда Алленби и сэра Перси Кокса, чиновников нового ближневосточного департамента – Шукберга, полковника Лоуренса и майора Юнга, генерального штаба в лице всех его отделов и представителей, верховного комиссара в Константинополе и генерала Гаррингтона, Монтегю, занимавшего особое положение и великолепно осведомленного, наконец, преданных и испытанных друзей Британии вроде Ага-хана. До сих пор мне еще не приходилось встречать ни одного британского чиновника, который не держался бы того мнения, что наши восточные и ближневосточные затруднения чрезвычайно облегчились бы, если бы мы заключили мир с Турцией. Возможность возобновления войны вызывает во мне величайшие опасения. Грекам, может быть, удастся разбить турецких националистов на фронте и проникнуть на некоторое расстояние вглубь Турции, но чем большую территорию они захватят и чем дольше они останутся на ней, тем дороже это им обойдется. Результаты подобного положения вещей отзовутся главным образом на нас и в меньшей степени на французах. Возможные последствия крайне неблагоприятны для нас. Турки окажутся в объятиях большевиков; в Месопотамии вспыхнут волнения как раз в тот критический период, когда наша армия в этих краях сокращается; по всей вероятности, нам не удастся удержать за собой Моссул и Багдад без помощи большой и дорогостоящей армии; большинство магометан окажется отчужденными от Великобритании, и дурные последствия этой перемены настроений дадут себя чувствовать во всех направлениях; французы и итальянцы по-своему истолкуют свою тактику, а нас будут всюду изображать как главного врага ислама. Армянам придется испытать еще новые бедствия.
При этих обстоятельствах мне кажется чрезвычайно рискованным использовать греческую армию и снова начинать войну. Эта перспектива меня до крайности огорчает. Меня огорчает и то, что я совершенно не могу воздействовать на вас даже в тех вопросах, которые непосредственно связаны с моими обязанностями. Для меня это тем более тяжело, что я хотел бы всячески помогать вам в тех многих вопросах, по которым мы держимся одного мнения, и я с давних пор чувствую к вам дружбу и восхищаюсь вашей гениальностью и вашей работой».
В начале июня премьер-министр созвал конференцию в Чекерсе. На этой конференции мы принципиально согласились оказать давление на обе стороны, дабы побудить их прийти к соглашению.
Черчиль – премьер-министру
11 июня 1921 г.
«Сегодня утром я имел разговор с Венизелосом. Я сообщил ему решение нашей конференции в Чекерсе, и он вполне согласился с ним. Я согласен с вами, что мы должны были бы сказать Константину: „Вот условия, которые, по нашему мнению, необходимо сейчас предложить Кемалю; если вы примете их, мы сообщим их Кемалю, – по возможности, совместно с Францией. Мы должны сказать Кемалю, что если он откажется согласиться на них, то мы окажем грекам всю возможную для нас помощь. А если действия греков будут успешны, то условия мира придется соответствующим образом изменить к невыгоде Кемаля“. Далее мы должны были бы сказать Константину, что ему следует отложить наступление, пока его армия не будет реорганизована с помощью возвращенных в нее наиболее компетентных венизелистских генералов. Если он согласится на все наши требования как по части условий мира с турками, так и по части реорганизации армии и если Кемаль будет по-прежнему упрямиться и придется выполнять заключенное с Константином соглашение, то мы должны будем не колеблясь признать его. Если, к нашему несчастью, мы будем вынуждены действовать вместе с этим человеком и с греками, то будет совершенно бессмысленно не принимать всех возможных для нас мер для достижения успеха. Полумеры и нерешительная поддержка были проклятием всей политики, проводившейся нами после перемирия в отношении России и Турции. Именно такая тактика и довела нас до того гибельного положения, которое сложилось ныне.
