не существовало и в помине. Это было похоже на продвижение теории еще до того, как у тебя эта теория появилась. Я понимаю, что люди, раздающие деньги, не будут ими просто так разбрасываться направо и налево, поэтому особо не стону по этому поводу. Я вроде как люблю бюджетные ограничения, я могу очень хорошо работать в таком формате, но я не могу работать в условиях ограничения содержания. Этого я никогда не приму.
И снова все свелось к проблемам, связанным с моими диалогами. «Вот список слов, которые вы не можете использовать!» Все было как обычно: «ебать, блядь, пизда, ублюдок». «Пиздюк» [396] – слово, которое никак нельзя использовать на американском телевидении. Для меня это обычное выражение: «Да заткнись ты, пиздюк!» Здесь, в Штатах, это исключительно связано с вагиной. Наверное, и в Британии тоже, но не в такой степени, типа: «Меня никогда так смертельно не оскорбляли». Уровень страха, который американцы придают этому слову, просто абсурден.
В первом же реальном эпизоде я сидел в танке и взрывал надувную куклу, на которой были надеты всякие бесценные памятные вещицы Sex Pistols. Это был один из лучших выпусков. Я всегда хотел оказаться в танке. Для шоу я использовал замечательную мелодию Алана Стивелла [397] – мне нравится музыка Алана Стивелла. Это бретонская кельтская, очень старая традиционная народная музыка, но с электрогитарами – иногда они задействованы плохо, но в основном очень интересно. Выглядит довольно кинематографично. И эта мелодия отлично сочеталась с охренительно большим танком, позвольте вам сказать. Распахать поле всеми видами бронетехники было просто моей мечтой. Мы выбрали наши цели, и, конечно же, ими оказались «взрывы из прошлого» – приветы от призраков, типа некоторых запретных пистолзовских тем, например, предполагаемая предсмертная записка Сида. Почему бы не сбросить бомбы на все это? Если кто на то и способен, так это я.
Мне бы на самом деле могла понравиться студийная аудитория, но в итоге передача превратилась в серию экранизированных эскапад – я просто шел куда-нибудь и делал разные интересные штуки, пытаясь найти людей, достойных разговора. Я мог бы поговорить и с дьяволом, но как только включалась камера, я понимал, что смотрю на человека, и мне ни капельки не интересно то, что он может сказать! Я не хотел слышать тот же самый старый ответ, который я уже знал по своим предварительным заметкам. Мне нравится элемент неожиданности, а, к сожалению, перед камерой люди становятся невероятно неестественными. Я знаю, это и со мной случается время от времени. Камеры заставляют тебя погрузиться в свои фобии.
С другой стороны, у меня появилась возможность перевернуть выпавшую мне монету, и, вместо того чтобы давать интервью людям, которых я считал полоумными, как это было в течение двадцати пяти лет, я теперь эти интервью брал. Такая смена ролей, и поначалу мне не понравилось. Ради всего этого приходилось копать глубоко внутрь себя, чтобы обнаружить мотивацию. Теперь я в полном порядке, но тогда это слишком на меня давило. Сейчас мне кажутся глупостью те проблемы – неужели, черт возьми, трудно просто сесть и задать кому-нибудь пару вопросов? Ну, в то время это было реально трудно, потому тогда все мои тревоги крутились вокруг проблем типа: «Боже мой, посмотри на этот прыщ, надо мной будут смеяться». Или, знаете: «Мои уши слишком велики для крупных планов?»
Когда мы отправились на кинофестиваль «Сандэнс», у меня на лице совершенно определенно красовалось целое созвездие гнойников. В то время у меня была серьезная пищевая аллергия, и она только усилилась от холода на сказочном горнолыжном курорте в Юте. Мы приехали туда, потому что документальный фильм о Sex Pistols «Грязь и ярость. История Sex Pistols» [398] удостоился премьеры на «Сандэнсе».
В этот фильм было вложено много труда. Мы откопали несколько потрясающих старых кадров, и все мы, «Пистолз», появились там в виде затемненных силуэтов на экране, что, думаю, случилось просто из-за слабого освещения. Нет, я шучу. Идея состояла в том, чтобы сделать что-то наподобие «Криминального патруля» [399], где информаторы специально затемняются, чтобы защитить их личность. Штука, похожая на ту, что мы провернули на обложке Never Mind The Bollocks, которая выглядела как записка шантажиста, – обложка должна была напоминать нечто криминальное, но, к счастью, никогда таковой не была – только в плане музыки! Дело в том, что нас и так видят во всех видеоклипах, и весь мир знает, как мы выглядим, зачем повторять уже известное? Попытка ввести забавный сюжетный поворот – вот чем мы отличаемся от Малкольма в окровавленной резиновой маске.
Я думаю, что был очень откровенен в своих интервью для фильма. Слезы по Сиду – да, я на самом деле так чувствовал. Меня беспокоит смерть любого, особенно друзей, с которыми я был очень близок. Нет никакого смысла пытаться подделать эти вещи. Я такой, я плачу как ребенок на похоронах, я плачу как дитя, когда кто-то умирает. Это реально меня трогает. Я ощущаю ужас потерь даже совершенно незнакомых людей.
Я не думал, что это будет шоком. Люди пытаются превратить тебя в карикатурный образ самого себя. Узколобый замкнутый эгоистичный маленький мерзавец – таким они хотели видеть Джонни Роттена. Мистер Надоедливый Человек. А ведь мои песни были отголосками бунта и сочувствия к людям и уж точно не сомнительными творениями какого-то насмешливого, эгоистичного маленького говнюка.
В любом случае благодаря «Грязи и ярости» мы пробрались на «Сандэнс» и сняли происходящее для моей программы «Роттен-ТВ». Ну и к тому же все это оказалось связано с самым замечательным лыжным отдыхом, который у меня когда-либо был. В отеле, где мы остановились, я мог кататься на лыжах с горы прямо от входной двери и подниматься обратно по канатной дороге. Я делал это три или четыре раза каждое утро, а потом уходил немного поработать.
Премьера фильма прошла очень хорошо, хотя я на самом деле никогда бы не подумал, что все так случится. На сцене меня представил Дэнни Де Вито, который каким-то образом оказался связан с деньгами и инвестициями, – ух ты! Вот умный зайка! Я думаю, что он абсолютно непревзойденный комический актер. Сплошное веселье – делить сцену с такими ребятами. Я был ошеломлен при виде селебрити так же, как и все остальные. Никогда не считал себя принадлежащим к их лиге – хотя я далеко не скромник!
Дэнни Де Вито дал очень смешное интервью для «Роттен-ТВ», но единственный наш разговор, который и по сей день имеет для меня значение, был о том, что он любит эти старые игрушки