Временная дистанция у Федершпиля отчетливо выражена в следующей фразе: «Иногда полезно задать себе вопрос, в каком кабинете это решается». Автор имеет в виду конкретную применимость парацельсовской философии времени к сегодняшнему дню. Федершпиль ясно дает понять, что представления Теофраста фон Гогенгейма при всем их величии остаются во многом чуждыми для нас, особенно когда мы пытаемся превратить их в идеологические рецепты. Проходя через узкие створки сознания кабинетных идеологов-мыслителей, завораживающая концепция швейцарского врача выхолащивается и разрушается. «Великие мертвецы оставляют нас в одиночестве» [528] , – писал Райнольд Шнайдер в пику Паунду в своей новелле о Месмере. Однако Парацельс продолжает жить вместе с результатами своих достижений. Последние приносят новые плоды в творчестве писателей и поэтов, из которых, как бы плохи или хороши они ни были, «ни одно яблоко, вишня или слива целиком не охвачены гниением». Спокойный, образный и прозрачный язык Федершпиля, мерный поток цитат, ассоциаций, картин и парадоксов, трезвое уважение, свойственное далеко не всякому слушателю Парацельса, ощущающему дистанцию между собой и «учителем», делают стихотворение «Парацельс» выдающимся явлением швейцарской лирики недавнего прошлого.
Среди новейших образцов швейцарской лирики выделяется стихотворение Эрики Буркарт, которая в своем творчестве также не обошла тему Парацельса. «Для всех чужой, он в одиночестве…» – так звучат первые строки стихотворения «Снежный свет», опубликованного в 1988 году в сборнике «Минута молчания» и не раз появлявшегося на страницах других изданий. [529] В отличие от Паунда и Федершпиля, у Эрики Буркарт нет лирического портрета Парацельса. Ее стихотворение можно скорее назвать импрессионистической реминисценцией. Отрывочные рассуждения о Парацельсе присутствуют также в романе Эрики Буркарт «Морена» и прозаическом сочинении «Расстояние слышимости».
Прозаические миниатюры
Если попытки адаптации личности и творчества Парацельса у драматургов и романистов, несмотря на порой впечатляющие результаты, неизменно оставляли желать лучшего, то некоторые современные прозаические портреты Гогенгейма не уступают представленным выше лирическим зарисовкам. Среди них можно назвать описания пребывания Парацельса в Баден-Бадене в книге Райнольда Шнайдера «Балкон – заметки тунеядца из Баден-Бадена» и рассказ «Роза Парацельса», принадлежащий перу выдающегося аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса. Не вдаваясь в обсуждение особенностей книги Шнайдера, укажу лишь, что подробный анализ этой работы дан мной в 23 серии Зальцбургских трудов по исследованию Парацельса в томе «Парацельс в искусстве и науке».
Что же касается рассказа Борхеса, то он как нельзя более кстати подходит для заключительных строк нашей книги, поскольку в этой новелле Парацельс выступает не как культовая фигура, но скорее как предмет критики. Сидя в своей алхимической лаборатории, расположенной под сводами подвала (историческое соответствие описанному в новелле помещению следует, скорее всего, искать в базельском жилище Гогенгейма в Коленберге, сегодняшней Leonhardstrasse, 1, Гогенгейм просит своего Бога «послать ему ученика». Ученик, который в итоге приходит к нему, не ищет у него золота или совета, но хочет лишь увидеть «доказательство». Он просит Парацельса «здесь и сейчас» бросить в огонь розу, а затем воссоздать ее из пепла с помощью его искусства. Парацельс откликается на просьбу, но в своей попытке оживить розу терпит неудачу. Ученик, разочаровавшись в своих надеждах, испытывает горечь разочарования, но одновременно его сердце наполняется состраданием и жалостью. «Как смеет он, Иоганн Гризебах, срывать своей нечестивой рукой маску, которая прикрывает пустоту?» – спрашивает он себя.
Казалось, Парацельс лишился своего нимба. В одну минуту он перестал быть культовой фигурой, великим учителем, Парацельсом, который еще при жизни обитал в эмпиреях. Тайна философского камня также оказалась закрытой для него.
Или все-таки нет? Суть этой истории, рассказанной Борхесом, нужно искать не в конце, а в самом начале новеллы, за несколько абзацев до «разоблачения»: «Путь – это и есть камень… Каждый твой шаг является целью» [530] .
Эта решающая фраза, полная скрытой энергии и смысла, очень точно определяет возможности науки и литературы и в нескольких словах вмещает в себя содержание лучших книг, написанных о Парацельсе.
Особенности цитирования использованных источников
Библиография, посвященная жизни, творчеству и влиянию Теофраста фон Гогенгейма по прозвищу Парацельс настолько обширна, что стоит подумать над изданием специального справочника, где были бы собраны все работы о швейцарском докторе. Помимо специальных работ, его имя упоминается в сочинениях по истории медицины, алхимии, фармацевтики и истории религии. Исследования жизненного пути и влияния таких личностей, как Николаус фон Флю, Эразм Роттердамский, Ульрих Цвингли и Иоахим фон Ватт, также могут быть объединены в самостоятельные библиографические разделы.
Работы Гогенгейма преимущественно цитируются нами по первой и второй части общего собрания его трудов. Кроме того, мы пользовались и специальными публикациями социально-этических и социально-политических текстов Гогенгейма, изданных с комментариями Курта Гольдаммера. К настоящей работе привлекались также и неопубликованные сочинения Гогенгейма «О свете природы и духа» и «Книга познания». В ряде случаев мы обращались также к 10-томному изданию Ганса Хузера и пятитомному изданию избранных работ Гогенгейма, осуществленному Эрихом Пойкертом.
Зная о трудностях, которые испытывают при чтении Парацельса не только увлеченные дилетанты, но и высококвалифицированные специалисты, мы в некоторых местах прибегали к модернизации особо темных моментов и, не меняя смысла, старались адаптировать их под современного читателя. В таких случаях мы брали за основу текст Зюдхоффа, уже и без того хранящий следы модернизации. Особенно сложные места мы, снабжая их соответствующими ссылками на источник, без кавычек перефразировали на современный лад. В чистом, нетронутом виде оригинальный текст Гогенгейма сохранился в дошедших до нас рукописях, изданиях Хузера и Курта Гольдаммера. Как и в прежнее время, незаменимым остается и Зюдхофф. Существуют и полностью адаптированные издания работ Гогенгейма, которые, однако, не могут быть использованы для строго научного цитирования. Это издания Бернарда Ашнера и Йозефа Штребеля. Здесь, как и в ряде случаев у Пойкерта, речь идет скорее об интерпретации, чем об оригинальной передаче текста.
