Расправиться с Горбачевым он задумал в 1987 году. На подготовку теракта ушло почти три года. Он с поистине маниакальной методичностью просчитал все мыслимые и немыслимые ситуации, в которые мог угодить. За несколько месяцев до выстрелов на Красной площади подготовил письмо-ультиматум Горбачеву и несколько листовок, начинавшихся словами: «Дамы и господа, прошу вас убивать руководителей СССР». Напечатал их на машинке «Любава». После чего напильником затер на ней все литеры и закопал ее в пустынном глухом месте. Взамен же приобрел пишущую машинку «Москва» — мол, такая у него всегда стояла.
Маленьких хитростей у него было предостаточно. Например, спилил мушку на ружье, чтобы случайно не зацепилась за одежду. Приклад спилил только накануне приезда в Москву, боясь, что придет участковый и попросит предъявить приобретенное оружие. А оно окажется без приклада. Сразу подозрения: для какой цели?
Для обреза смастерил специальный чехол, который с помощью ремней крепил на теле. Чтобы оружие сильно не выпирало из-под одежды, прикрывал его резиновым ковриком, пришитым к костюму. Прямо на пиджак нашил несколько бинтов. Это на тот случай, если бы вдруг подошел милиционер и спросил бы, что у него там под длинным пальто? Он бы расстегнул пуговицу и показал бы на бинты — мол, бандаж у него, после операции.
Тщательно продумал, как вытащить ствол на Красной площади, не вызывая подозрений. До автоматизма отработал движение руки, доставая из кармана пальто носовой платок, громко высмаркивался и якобы клал его за пазуху, а сам между тем моментально хватался за рукоять обреза.
Предусмотрел Шмонов и вовсе невероятный момент: вдруг специальной аппаратурой, установленной на Красной площади, у него засекут металл? На этот случай смастерил плакат «Поддерживаем демократию» и водрузил его на массивный металлический штырь. Если подойдут, скажет, что он-то и фонит.
Шмонов извлек обрез за рекордно короткий срок —
12 секунд. Убойная сила пули «Полева» — 1060 метров, пули «Спутник» — 915 метров. Президента и стрелявшего разделяло всего 52 метра.
Осенью 1991 года Московский городской суд признал Александра Шмонова невменяемым. Уголовное дело в его отношении было прекращено.
Шмонова после суда направили на принудительное лечение, где он находился до середины 1995 года.
Кстати, по словам самого Шмонова, в психиатрической экспертизе участвовали семь профессоров. Их мнения разделились. Двое экспертов признали пациента психически здоровым. Однако остальные пятеро вынесли вердикт — невменяем.
Такой диагноз спас жизнь террористу. Если бы его признали психически здоровьш, то суд мог бы приговорить к высшей мере наказания. Но объективно, по мнению Шмонова, было бы лучше, если бы его признали здоровым. Потому что одно дело, если стреляет невменяемый, и совсем другое — если здоровый. В первом случае это обычная выходка душевнобольного, во втором — месть Горбачеву за совершенные им злодеяния.
О психиатричке у Шмонова остались плохие воспоминания. Постоянные таблетки, очень болезненные уколы. К тому же — неволя.
Товарищи по Свободной демократической партии не забывали невольника: приносили передачи, дважды организовывали пикеты у больницы. Выпустили его через четыре года и семь месяцев.
После возвращения домой Шмонов некоторое время вынашивал идею создать партию под названием «Партия возможности гражданину отделиться от России с территорией». Согласно уставу, эта территория равнялась примерно одиннадцати гектарам. В Санкт-Петербурге, где живет Шмонов, набралось 36 желающих вступить в его партию. Но дальше дело не пошло.
Первое время после освобождения к нему часто приходили журналисты. Спрашивали, считает ли он, что попал в историю? Ведь он был настоящим, классическим террористом последнего этапа жизни Советского Союза.
Относительно истории Шмонов говорил: нет, наверное в нее он не попадет.
Комментируя события в Буденновске, сказал, что это не терроризм. Террор — это убийство политического противника. Захват же заложников — не террор, это просто уголовное преступление.
Террор, по мнению Шмонова, многие одобряют. В Советском Союзе немало улиц было названо именами террористов.
— В июне девяностого года я направил письмо в Политбюро, — рассказывал Шмонов. — В нем я предупреждал, что попытаюсь их убить, если до первого сентября девяностого года они не организуют всенародный референдум. На него должны были быть вынесены вопросы о свободных всенародных выборах руководства, о введении многопартийной системы, о рыночной экономике — всего тринадцать пунктов. Если бы мои условия выполнили, я бы не стал мстить. Письмо я подписал псевдонимом. Оно до них дошло, потому что потом, уже на следствии, мне его показывали. Но до выстрелов на Красной площади меня по нему не вычислили.
Вот какой предупредительный террорист.
О мотивах своего поступка через пять лет после его совершения он рассказывал так:
— Почему я решил это сделать? Я считал Горбачева виновным в убийствах мирных людей девятого апреля восемьдесят девятого года в Тбилиси и двадцатого января девяностого года в Баку.
О причине неудачи:
— Видимо, целился я слишком долго — секунды две, наверное. Ко мне успел подбежать сержант, он ударил по ружью, и стволы задрались вверх. Первая пуля прошла над Мавзолеем. К сержанту подбежали другие охранники, вывернули ружье в противоположную от Мавзолея сторону, так что вторая пуля попала в стену ГУМа… Ружье я зарядил двумя пулями: правый ствол пулей «Полева», а левый — пулей «Спутник». Стрелял я неплохо. В армии со ста метров попадал в «девятку», диаметр которой всего пятнадцать сантиметров. А на Красной площади я стрелял с сорока семи метров и целил в голову. Так что шансы у меня были… Целиться, конечно, надо было побыстрее… Демонстранты мне, конечно, не мешали, а вот сержант опередил…
Остается лишь добавить, что обрез, из которого он хотел выстрелить в Горбачева, сейчас вывешен для обозрения в уютном особнячке с каланчой на Селезневской улице в Москве, недалеко от станции метро «Новослободская». Там когда-то были пожарная охрана и полицейский участок. Сейчас — музей МВД.
Шестого июня 1991 года президент СССР прибыл в столицу Швеции — город Осло — с однодневным визитом.
За шесть лет пребывания в Кремле Горбачев нанес сорок один визит в двадцать шесть стран мира. С такой частотой в XX веке за границу не ездил, наверное, ни один руководитель великой державы. Не говоря уже о странах благополучных, мало кто из президентов, в чьих государствах было неспокойно, позволял себе роскошь так часто и на продолжительное время оставлять своих соотечественников.
