не отличаются особыми впечатлениями, что, конечно, всегда случается, если в дело замешаны дети, поскольку вся твоя жизнь строится вокруг них. Когда мы более или менее усыновили близнецов, наша ситуация изменилась – теперь все зависело от детей и их нужд. К сожалению, их отношение к нам было таковым: «Да, мы согласны, все дело в нас!» Вот так ты и оказываешься повязан.
Мы с Норой не из тех, кто приспособлен к «счастливой семейной жизни в окружении милых деток». Дети – это здорово, пока они не твои собственные. Возможно, я испытывал бы иные чувства, будь у нас свои дети, но есть определенные причины, по которым этого не произошло. Так что теперь мы уверены: «Мы – дети друг друга, и хватит с нас». Хотя, должен сказать, мы оба любим, когда рядом есть дети. И я всемирно известен тем, что устраиваю лучшие детские праздники. Я это обожаю.
Каждый раз, вплоть до настоящего времени, я наряжаюсь по такому случаю, даже если это праздник где-то по соседству. Мне пятьдесят восемь лет, а я покупаю коробку лего и заполняю наш двор детьми. И я буду валяться с ними в грязи или в траве, я буду играть – мне это нравится. В этом отношении я мыслю, как ребенок. Не веду себя подобно взрослому дяде.
Я могу одеться во что угодно, но только не так, чтобы напугать ребенка. Ни в коем случае не призраком, скажем. Не хочу знакомить детей со страхом. Мне хочется, чтобы они поняли, что это комедия. Весь тот мир людей, которые учат своих детей бояться темноты, во многом моя противоположность. Объятия темноты – лучшее место для сна. Нет никаких призраков, есть только люди – остерегайтесь их.
Того же подхода мы с Норой придерживаемся в отношении домашних животных – у нас никогда их не будет, потому что это связывает обязательствами и означает, что ты не можешь путешествовать, не можешь погрузить вещи и сорваться с места, когда тебе необходимо сменить обстановку. Мы – цыгане, но не таскаем за собой проклятый караван.
И ведем далеко не праздный образ жизни. Просто это один из способов никогда не привыкать к своему окружению, поскольку иначе оно становится неинтересным и слишком напоминающим тюрьму. Это не имеет никакого отношения к деньгам – в самом деле, потому что Нора очень хорошо умеет покупать дешевые авиабилеты. Одна из самых замечательных черт Норы: она не позволяет мне сорить деньгами. «Зачем платить за это столько, если можно получить дешевле?» Абсолютная дисциплина, но полное взаимное уважение.
Иногда, когда все вокруг достало, мы уходим далеко в океан на нашей лодке до тех пор, пока земля не пропадает из вида, а потом играем с GPS и благополучно находим безопасную гавань. Двигатели глохнут, и мы смотрим друг на друга – кто последним заправлял бензин?
Вы должны, конечно, понимать, что посреди такого «безоблачного» счастья случаются и смерти членов семьи – не только моей, но и Норы, – и нам приходится иметь дело со всей этой болью.
Отец Норы после войны руководил в Германии газетой под названием Der Tagesspiegel. Для многих людей, которые родились в богатой семье, существует одна сложная штука, и чем раньше ее поймешь, тем лучше. Наличие капитала не обязательно означает, что какая-то часть этих денег в ближайшее время достанется тебе или вообще когда-нибудь достанется. На самом деле, как правило, чем богаче родитель, особенно отец, тем более диктаторскими и злобными замашками он обладает. Если ты не ходишь по струнке, на тебя обрушатся всякие беды. Настоящее серьезное угнетение, от которого можно только сбежать прочь, что и сделала Нора. В высшей степени забавно просто помахать всему этому ручкой и сказать: «Да пошло оно все на хуй, у меня будет своя жизнь». Так она и поступила, уехав в Англию.
Отец заставил Нору и остальных членов семьи – ее мать и сестру – пройти через ад. Он был очень конфликтным, резким парнем – маленький фюрер. На мой взгляд, это человек, который реально не усвоил уроки Второй мировой войны, поскольку думал, что может управлять газетой так же, как нацисты управляли страной до 1945 г. Его окружали люди с большими деньгами, и благодаря своим политическим интересам он был связан с теми, кого, по моему мнению, можно назвать коррумпированными.
Ее отец меня ненавидел. Он читал бульварную чепуху, но как журналисту ему бы следовало понимать, что в это нельзя верить. У нас не было никаких контактов, мы никогда с ним не разговаривали, даже не предпринимали подобных попыток и просто оставили все как есть. В любом другом случае эта ситуация могла бы вызвать проблемы или разрыв между мной и Норой, но к тому моменту наша связь была настолько крепкой, что все эти вещи воспринимались нами как глупый акт безразличия.
Ходят слухи, что Нора унаследовала невообразимые деньги. Неправда, сложно вообще представить себе подобное. В средствах массовой информации ее обычно описывают как «богатую наследницу», что вызывает у нее лишь смех. Она находит это очень забавным. У нас есть постоянная шутка, что они неправильно написали слово «наследница», heiress. На самом деле следует писать hair-ess, от слова hair, «волосы». H-A-I-R. Она так долго их расчесывает.
Однако если бы Нора успела вовремя упаковать чемодан, мы могли бы оказаться на рейсе 103 авиакомпании Pan American, который взорвался в небе над Локерби 21 декабря 1988 г. За час до отъезда в аэропорт мы еще не закончили собирать вещи, поэтому отменили полет, забронировали билеты на следующий день и легли спать, потому что всю ночь не спали, пытаясь сложить чемоданы. В тот день мы решили не отвечать на чертов телефон – слишком устали от бессонной ночи и сборов. К тому времени, когда мы все-таки подошли к телефону и проверили автоответчик, он оказался переполнен – о боже! – семья и друзья решили, что мы улетели тем рейсом.
Какой это шок – узнать, что мы были всего в нескольких минутах от неправильного решения. Нас бы разнесло вдребезги, и за что? Какой смысл или цель заключается в уничтожении другого человека? Мой взгляд на терроризм довольно холодный: если они собирались дойти до такой крайности, не сажайте их в тюрьму, даруйте им смерть, которую они так желали другим. И не тратьте сами на это время, просто протолкните их в начало очереди друзей и родственников, встречавших тот рейс. Такая дикость и яд, это необъяснимо.
Первым, с кем я поговорил, был мой брат Мартин из Америки, который должен был встретить нас там. Он бормотал: «О боже,
