Касательно одеяния при служении духам нужно сказать, что особую одежду в полном наборе шаманы надевают при больших церемониальных служениях, а в других случаях имеют при себе только порби (трости), хэсэ (бубен) и хуур (музыкальный инструмент).
Я спрашивал у западных товарищей, насколько употребительно так называемое толи (зеркало). Мне ответили, что «толи» встречается очень редко, но в старину, очевидно, их было больше. Надо сказать, что «толи» делается из меди и для его производства нужно особое мастерство. Полагаю, что медные зеркала производились в Китае[281]. В позднейший период, когда большинство монголов приняло ламаизм, производство «толи» прекратилось, они исчезли и у бурят-шаманов. Зато почти у каждого из них имеется валдайский колоколец.
Про другие части шаманского костюма (оргой – плащ с подвесками, майхабчи – железная корона) и украшения не буду говорить, так как они почти одинаковы у всех шаманов.
4. Влияние на шаманство других исповеданий
У монголов и бурят встречены четыре религиозных учения: буддизм, христианство, магометанство и конфуцианство. Из этих религиозных учений буддизм, реформированный в Тибете (ламаизм), оказался очень приспособленным к быту и воззрениям монголов и бурят. Наблюдая теперь обряды того и другого исповедывания, т. е. шаманства и ламаизма, можно поразиться сходству между ними, хотя последний, конечно, есть продукт более высокой материальной и духовной культуры. Шаманы и ламы пользуются одними и теми же культовыми предметами. Например, вместо шаманского хэсэ – одностороннего барабана ламы имеют хэнгэрэг – двусторонний барабан, вместо железной короны майхабчи – шапку, сделанную из материи, вместо плаща с привесками оргой – красно-желтое духовное одеяние и т. д. и т. п. Примитивных онгонов, изготовленных из жести и хранимых в войлочных сумках, заменили скульптурные и живописные изображения, причем последние вставлены в киоты или рамки.
Что касается содержания культа, то ламаизм признает существование шаманских «хозяев мест» (но только назвал их тибетским словом сабдаг), говорит о присутствии у каждого человека пяти тэнгриев – органов чувств. Что касается анимистических представлений, то ламаизм одушевляет лишь живые существа, утверждая, что души переходят от одного живого существа к другому, т. е. переселяются. Вследствие такого воззрения ламаизм отверг специальные кровавые жертвоприношения духам, но все же оставил жертвоприношение в виде частей туши животного (ноги, кишки и т. п.).
Устранение массового закалывания животных ради жертв духам, без сомнения, благоприятно отразилось на хозяйственной жизни верующих, что, в свою очередь, расположило народ к ламаизму[282]. Не нужно забывать и активности ламаизма. Найдя первых прозелитов в лице монгольской аристократии, тибетские ламы стали вести острую борьбу против шаманизма, который не мог устоять перед более культурным мировоззрением, тем более что ламы имели богатый опыт борьбы с народными верованиями еще на тибетской почве (делая им уступки и поглощая их буддийским вероучением).
Среди монгольских лам также были очень энергичные борцы против шаманизма, например, в Южной Монголии – Нэйчжи-тойн, в Западной – Зая-пандита, а более мелких имен борцов, конечно, и не перечтешь. Такие воинственные ламы не исчезли до сих пор. Доказательством служит одна молитва, записанная П. П. Баторовым[283] у аларского ламы, где шаманское камлание переделано на ламский лад, а буддийское божество Махакала объединено с шаманским Гужир-тэнгри.
Кроме того, ламаизм принес с собой в Монголию тибетскую медицину, которая в значительной мере, хотя и не окончательно, помогла вытеснить шаманизм. Пришедшее позднее и насильственно прививаемое правительством христианство, признавая единого творца вселенной и могучего распорядителя судьбами людей, не имело возможности проникнуть в народную массу, напротив, встречаются факты, когда православные, в иных местах приходя в соприкосновение с ламаистами и шаманистами, обращаются к ним за содействием, например в случае болезни, потери животных и т. п[284].
Мусульманство собственно к монголам не проникло, но его последователи обратили в свою веру некоторых монголов, которые попали под их влияние, однако шаманские пережитки все же остаются у последних, например в Восточном Туркестане, который считается мусульманской страной.
Конфуцианство, основывающееся на культе предков, не могло привиться у монголов как бродячего и кочевого народа. У таких народов, принужденных делать частые переходы, старики являлись большой обузой. В старину, как сказывают, существовал даже обычай умерщвлять старцев, давая им проглатывать жирный курдюк. Обычай сохранился в символическом обряде поклонения невесток, которые во время свадьбы, придя в дом жениха, бросали кусочки курдюка в рот родителям и другим старшим родственникам. Родители, а также и старшие родственники давали молодым свои иролы (благопожелания). Так трансформировалась традиция насильственного устранения стариков в обычай поклонения им и выслушивания их благословения. Возможно, в данном случае сказалось влияние конфуцианства, хотя в других случаях его влияние не прослеживается[285].
5. Состояние шаманизма в разных частях Монголии и Бурятии
Шаманизм в монгольских условиях не сумел развиться до письменно зафиксированных догматов и норм[286]. Вследствие этого ему до последних дней приходится основываться на устной традиции. Мы же знаем, что устная передача мыслей может сильно изменить их форму и содержание.
Монголы с потерей политической самостоятельности стали подчиняться другим народам. Эти народы, стоявшие на более высокой социальной и культурной ступени, всячески стремились приобщить монголов к своей культуре, и, таким образом, для первобытных народных верований наступило время сильного натиска новых религиозных систем. Как в быту человек легче склонен принимать новое, если оно имеет старую форму, так и в делах веры он лучше приемлет то, что понятно и что приспосабливается к его прежним воззрениям. В большей степени сохранил влияние шаманизм в Западной Бурятии.
Восточные буряты чтут так называемых арайн арбан гурбан ноён («тринадцать северных нойонов»). Имена их можно найти у В. Юмсунова, о котором я имел уже случай упомянуть. Эти нойоны суть опустившиеся с неба сыновья высших богов и «эзэны» разных замечательных мест вокруг Байкала, о которых созданы целые легенды. Например, о скале на острове Ольхон, об истоке Нижней Ангары, Нарин-Зулхэ, о тункинской горе Мундорга и баргузинской горе Барагхан, о хозяине города Иркутска Эмнэк-Цаган нойоне. У добайкальских бурят, в свою очередь, чтутся «заяны», прибывшие из-за Байкала и известные под именем хорин хоёр заян. Они представляются как девушки, вытесненные с родины пришельцами-ламами.
