и судебных процессов писал: «Пока я жил на свете, я был чрезвычайно счастлив и крайне польщен честью числиться сотрудником и другом самого блестящего из французских романистов».
Признать Дюма подлинным автором почти всех подписанных его именем романов мы должны даже в тех случаях, когда он использовал (часто по-своему) готовые образцы и широко черпал материал из чужих произведений. Ведь бродячие сюжеты всегда считались ничьей собственностью, пока они не попадали в руки гениев или даже просто талантливых людей. А то, что Дюма был талантлив, не отрицали даже его враги.
Но Моруа не враг — он друг Дюма, может быть, и того самого Дюма, каким он представляется лично мне. Поэтому вполне оправдано появление на русском языке книги «Три Дюма»: ведь советской биографии прославленного французского писателя никто еще не написал, а книга Андре Моруа — лучшее из того, что опубликовано во Франции. Книга, написанная сверкающим пером большого мастера.
В этой книге автор адекватен своему герою: как бы он ни скрывал этого, как бы ни стыдился, он также великий труженик. И пока читатель читает «Три Дюма», Андре Моруа продолжает писать. Вот его последний портрет: он, как всегда, сидит за своим большим письменным столом. Удлиненное лицо с твердо сжатым ртом и широко прорезанными глазами, коротко подстриженные усы, гладко зачесанные седые волосы. Общий облик аристократический и несколько аскетический. Его взгляд устремлен вперед. Мы знаем, что там, за окнами, — плавное течение Сены, на берегу которой стоит дом, расположенный в Нейи, пригороде Парижа. За спиной писателя полка, на которой теснятся многие сотни, если не тысячи, книг на множестве языков — плоды его труда и вдохновения…
Автор, первый из буржуазных биографов, не умолчал еще об одном. Александр Дюма всегда хотел быть близким ко всем революционным движениям своего века: будь то Великая революция, в которой участвовал его отец, революции 1830 и особенно 1848 года. В этом также одна из сильных сторон книги Андре Моруа.
Конечно, советский писатель, вне зависимости от его таланта и творческой индивидуальности, написал бы книгу о трех Дюма иначе, чем Моруа. Советский читатель куда меньше знает романы Дюма, чем французский, и почти совсем не знает его драм. У нас совсем нет исследований творчества Дюма, на которые молчаливо ссылается французский биограф. Поэтому в этой гипотетической книге было бы немало глав о творчестве Дюма. Это, вероятно, сделало бы книгу более скучной, но и более точной. Но, главное, в центре работы советского исследователя стоял бы не Дюма-человек, а Дюма-писатель, неотделимый от человека. В нашей биографической литературе мы меряем каждого героя — или по крайней мере стараемся это сделать — мерой того подвига, который он совершил — в литературе, в искусстве, в науке — и из-за которого стал бессмертным Советский писатель ни на минуту не забывал бы, что при всех слабостях, противоречиях, непоследовательности и ошибках Александр Дюма был большим писателем и великим тружеником.
Внешняя пышность и пестрая мишура, в которую он так по-детски любил рядиться, не должны заслонять от нас подлинного лица писателя. Торжественные приемы, витиеватые речи, обильные обеды, встречи с великими мира сего, суды с издателями, ссоры с сотрудниками — все это было мишурой, которая забавляла, льстила самолюбию, но занимала лишь очень малую долю его жизни.
Александр Дюма становился самим собой лишь за своим девственно белым письменным столом, перед стопкой разноцветной бумаги, с гусиным пером в руках.
Сколько образов теснилось в его голове, сколько вымышленных героев толпилось около него, сколько эпитетов, метафор и метонимий висело на кончике его пера! И все они жаждали освобождения, мечтали воплотиться в буквы, строки и страницы каллиграфически написанной рукописи!
Пусть же те, кто прочтет книгу Андре Моруа «Три Дюма», вспомнят, что писателя нужно судить не по его ошибкам и неудачам, но по тому, что он сделал лучшего, что осталось в жизни. Пусть он останется в нашей памяти таким, каким был только наедине с самим собой, — неистовым, потным, страдающим одышкой, с пером в руках. Его обступают тени созданных им героев, сквозь тени просвечивает простая обстановка его мастерской: белая, чисто обструганная доска стола, плотно сбитый стул, железная кровать, камин со стоящими на нем книгами, стопки разноцветной бумаги на столе. Тени, еще не воплотившиеся, требуют, чтобы он дал им вечную жизнь на страницах романов. Писатель поднимает перо, как шпагу; он прокалывает им злодеев, посвящает в рыцари любимцев и пишет, пишет, покрывая огромные листы бумаги своим быстрым, легким почерком. Александра Дюма читают уже свыше ста лет, прочли сотни миллионов читателей и будут читать много лет и любить его героев. А о какой более высокой и славной судьбе еще может мечтать писатель!
КИРИЛЛ АНДРЕЕВ
А. Дюма-отец
Полное собрание романов. Под ред. П. В. Быкова. В 24 тт. (84 кн.). С портретом автора и критико-библиографическим очерком. Спб., изд. П. П. Сойкина, 1912–1913.
Т. 1. Тайный заговор. — Ущелье дьявола.
Т. 2. Граф Монте-Кристо.
Т. 3. Три мушкетера.
Т. 4. Двадцать лет спустя.
Тт. 5–7 Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя.
Т. 8. Женская война. — Черный тюльпан.
Тт. 9–10. Записки врача (Жозеф Бальзамо).
Т. 11. Сальтеадор. — Женщина с бархоткой. — Корсиканское семейство и др.
Т. 12. Ожерелье королевы.
Т. 13. Капитан Поль.
Т. 14. Две Дианы.
Т. 15. Асканио. — Приключения Дж. Девиса.
Т. 16. Королева Марго.
Т. 17. Графиня Монсоро.
Т. 18. Сорок пять.
Т. 19. Анж Питу.
Т. 20. Тысяча и один призрак. — Повести и рассказы.
Т. 21. Графиня Шарни.
Т. 22. Эмма Лионна и др.
Т. 23. Шевалье д'Арманталь.
Т. 24. Шевалье де Мезон-Руж.
Избранные сочинения. Перевод под ред. М. Лозинского и А. А. Смирнова. Л., изд-во «Academia», 1928–1929 (тт. 1–9).
Три мушкетера. Под ред. М. Лозинского. Вступ, статья А. А. Смирнова. С 70 рис. М. Лелуара.
Двадцать лет спустя. Роман в 2 ч. Перевод под ред. А. А. Смирнова. С рис. Фред-Монэ. Гравюры на дереве Виктора Дютертра. Тт. 1–2. 1928.
Десять лет спустя. Виконт де Бражелон. Перевод А. А. Франковского. В 3 частях. Тт. 1–3. Суперобложка работы А. А. Ушина. 1928–1929.
Граф Монте-Кристо. Роман. В 3 т., 6 частях. Перевод под ред. М. Лозинского. С 90 рис. Фред-Монэ. Тт. 1–3. Суперобложка работы А. А. Ушина. 1929.
Три мушкетера. Перевод В. С. Вальдман и др. М.—Л., Гослитиздат, 1949.
Двадцать лет спустя. Перевод под ред. Е. А. Лопыревой и Н. Я. Рыковой. М., Гослитиздат, 1956.
Виконт де Бражелон, или
