Когда я получал аналогичным образом из общего отдела проекты выступлений генсека или членов политбюро, направляемых на такую же рецензию Андропову, как и другим членам ПБ, у меня иногда рождались критические соображения по тексту. В таком случае возбранялось делать пометки на тексте документа, независимо от того, был ли он хорош или никуда не годен. Это мог отмечать лишь сам Юрий Владимирович, но он никогда этого не делал. Я же упрямо писал свою отдельную рецензию на материал и вместе с проектом доклада передавал ее Юрию Владимировичу. Иногда он меня вызывал по этому поводу, улыбался, протягивая мой текст, и говорил: «Опять ты нахулиганил!.. Нельзя так обращаться со старшими… Уничтожь свою критику». Текст коллеги Юрия Владимировича по политбюро шел через Черненко к автору девственно чистым.
В моем личном архиве сохранилось несколько первоначальных надиктовок Юрия Владимировича к его предстоящим выступлениям. Окончательные официальные стенограммы его речей и докладов можно прочитать в однотомнике Ю. В. Андропова (Избранные речи и статьи. М., 1983). А здесь, на страницах воспоминаний, хотел бы дать лишь несколько цитат из заметок, связанных с подготовкой речи перед избирателями Ступинского округа по выборам в Верховный Совет СССР 22 февраля 1979 года, чтобы показать ход мысли Андропова.
На втором совещании по этому выступлению, после того как он прочитал «болванку», сотворенную нами по его первой краткой прикидке, Юрий Владимирович среди прочего сказал:
— Первые десять страниц нуждаются в коренной правке… Пустословие… Вы тут написали «сердца людей…» и так далее. Красивости убрать, не надо их употреблять — это дурной тон… Пусть Марков (первый секретарь Союза писателей СССР в 1979 г.) так говорит… …
— Относительно новой Конституции… Сказать, что весь советский народ был творцом… Более широко используются права, но есть и обязанности… Реализуя права, люди реализуют и обязанности…
…
— Нельзя не сказать о недостатках… Не мельчить… По-крупному…
…
— О взяточничестве я бы сказал. Борьбу эту надо показать… Я по своему опыту знаю, что если эту работу будут вести… если остальные будут только возмущаться, то дела очень долго будут идти к порядку… Просто надо сказать, сколько есть случаев, что жулик ворует, а рядом десятки честных людей… Но они жулика не разоблачают…
…
— Не давать речь в железобетон!..
Со времен работы Андропова в аппарате ЦК КПСС вокруг него сплачивалась большая и дружная команда. Я знал некоторых из них, или был знаком с иными не очень близко, но глубоко уважал их всех. Г. Арбатов, А. Бовин, О. Богомолов, Н. Иноземцев, Ф. Бурлацкий, Г. Герасимов и другие были сугубо творческими личностями. Особенно хорошо знаком я был с Геннадием Герасимовым, вместе с которым много лет проработал в группе политических обозревателей АПН. Все они искренно помогали Юрию Владимировичу во времена хрущевской «оттепели» и сразу после нее. Их труд и способности, безусловно, сыграли свою роль в его возвышении.
Когда Андропов стал председателем КГБ, в круг его друзей и сотрудников вошел Евгений Иванович Чазов, глава 4-го Главного управления при Минздраве СССР. Оно было «при» потому, что оставалось независимым от правительства и Министерства здравоохранения. Некоторые авторы негативно оценивают дружбу и сотрудничество Андропова и Чазова, углядывая в этом некую интригу со стороны Юрия Владимировича. Но они не хотят принимать во внимание, что председатель КГБ официально отвечал за охрану и здоровье членов правительства, высших партийных деятелей, которые в ранге членов политбюро получали бытовой статус «охраняемых». Чазов был независим от Андропова по службе, но в отношении здоровья «охраняемых» на нем лежала такая же ответственность, как и на председателе КГБ. Андропову подчинялось 9-е управление КГБ, занимавшееся охраной и бытовым обслуживанием верхнего эшелона партийной и государственной власти. 4-е Главное управление при Минздраве, то есть Чазов, имело свой огромный отдельный бюджет, но работало на уровне рабочих хозяйственных звеньев в тесном контакте со структурами 9-го управления. Я часто видел Евгения Ивановича в приемной Юрия Владимировича, дожидающегося, когда из кабинета шефа выйдет засидевшийся посетитель.
Я могу утверждать, что Андропова и Чазова соединяли не только официальные отношения. Я видел, что между ними была хорошая мужская дружба. Более того, Евгений Иванович, вероятно, был единственным человеком, с которым Юрий Владимирович по-дружески разговаривал совершенно откровенно и доверительно, несмотря на сложность и закрытость своего характера. Андропов высоко ценил в Чазове его человечность, гуманизм, талант ученого и хирурга, высочайшие организаторские способности, остроту политического мышления.
Учитывая то обстоятельство, что Брежнев не выпускал из виду ни одного из своих соперников и ближайших сотрудников, вместе с их чадами и домочадцами, которые тоже лечились и отдыхали в системе учреждений 4-го управления, рабочая связь Андропова с Чазовым, превратившаяся в теплые личные отношения и доверительную откровенность с обеих сторон, отнюдь не представляется мне излишней или сомнительной. А что касается заботы о здоровье Леонида Ильича, то Чазов и Андропов были в этом вопросе безупречны. Кроме того, все соображения Евгения Ивановича о здоровье высшего эшелона власти доходили до генсека не по «испорченному телефону» многих ступеней, а только от одного человека, который умел держать тайну, — Юрия Владимировича.
Чазов обычно появлялся в приемной Юрия Владимировича по субботам, когда бешеный ритм работы Андропова несколько спадал. Появлялась возможность поговорить по душам. К тому же Евгений Иванович и Юрий Владимирович не любили «засвечивать» свои близкие отношения, а в субботу по третьему этажу почти никто из начальства не ходил. Тем не менее за Чазовым, его появлениями у Андропова наблюдала не одна пара глаз. Даже по субботам, не говоря уже о буднях, пока Евгений Иванович ждал несколько минут приглашения в кабинет Андропова, в приемную, будто случайно, приходили Цинев и Цвигун, чтобы, пользуясь своим правом беспрепятственного прохода в кабинет председателя, войти туда вместе с Чазовым и послушать, о чем пойдет разговор…
Состав команды Юрия Владимировича, когда он пришел на Лубянку, несколько сузился и изменился. В ее широкий круг вошли Чебриков и Бобков, Кеворков и Шарапов, начальник Высшей школы КГБ генерал Иван Розанов. Ядро команды оставалось прежним. Его составляли Крючков, как бывший помощник секретаря ЦК КПСС, Плеханов — бывший при Юрии Владимировиче в ЦК секретарь секретаря ЦК КПСС, Лаптев — бывший работник отдела соцстран аппарата ЦК, ведавший в нем вопросами Албании и знавший албанский язык. Карпещенко — бывший сотрудник того же Отдела, занимался в отделе ЦК КПСС Румынией и знал румынский язык. Были еще очень доверенный сотрудник Андропова, без которого команда была бы значительно слабее, — это Евгений Иванович Калгин, бывший водитель, бывший охранник, бывший офицер приемной председателя, бывший референт, и, наконец, начальник особо секретного, чрезвычайно потаенного 12-го отдела — подслушивания, — которым до него руководил один из самых доверенных, если не самый близкий Андропову человек — Юрий Плеханов. Зная все тайны советской верхушки, Плеханов закономерно стал в конце концов начальником 9-го управления.
