Офицеры армии Врангеля! Рабоче-крестьянская власть последний раз протягивает вам руку примирения».
Кроме Л. Д. Троцкого воззвание подписали В. И. Ленин, M. И. Калинин, главнокомандующий С. С. Каменев и председатель Особого совещания при главнокомандующем А. А. Брусилов. Оно было опубликовано в «Правде» 12 сентября 1920 года и широко растиражировано в листовках, разбрасывавшихся над врангелевскими позициями.
Вряд ли сведения из британских газет, которыми оперировал Троцкий, насчет далекоидущих экономических обязательств, данных Врангелем французам, соответствовали действительности. Во всяком случае, никаких доказательств этого до сих пор не найдено ни в французских архивах, ни в архиве Врангеля.
Практически никто из врангелевских офицеров на призыв Троцкого не откликнулся. В тот момент, после поражения советских войск под Варшавой и успехов Русской армии в Северной Таврии, у них еще была надежда если не на победу, то на «почетную ничью». Однако обещание амнистии, повторенное затем в обращении командующего фронтом М. В. Фрунзе, породило у многих офицеров иллюзии, что советская власть готова их простить. Поэтому многие из них предпочли остаться в Крыму, что сделало их впоследствии легкой добычей ЧК.
Врангель решил предпринять Заднепровскую операцию на правом берегу Днепра, чтобы соединиться с украинской армией Петлюры и 3-й армией Б. С. Пермыкина еще до того, как красные успеют перебросить войска в Северную Таврию после советско-польского перемирия.
«Сосредоточение крупных сил с Польского фронта осенью 1920 г., — пишет H. E. Какурин, — сделалось известным противнику. Он предпринял последнюю свою наступательную операцию в целях сорвать это сосредоточение. Для этого предполагалось сбить каховскую группу красных войск и расчистить себе путь на правобережную Украину. Выполнение операции возлагалось на II армию Врангеля. Переправившись частью сил через Днепр между Каховкой и Александровском, она должна была занять Никополь и затем согласованным ударом со стороны Никополя и с фронта на Каховку овладеть последней. Противник начал свою операцию 8 октября… Лобовая атака на Каховку была отбита с огромными потерями для противника. Все эти обстоятельства побудили противника отказаться от дальнейшего производства так называемой заднепровской операции…»
Редактор газеты «Великая Россия» H. H. Чебышев 23 сентября был приглашен Врангелем сопровождать его с группой журналистов в поездке на фронт. Главком надеялся продемонстрировать обществу успехи Заднепровской операции. 25 сентября они прибыли в Мелитополь. Чебышев увидел его таким: «Городишко дрянной, южно-степной. На базаре только арбузы по 100 рублей и выше — на несколько сотен дешевле, чем в Севастополе. Прогнали партию ежившихся от холода людей, полураздетых, в рубашках и портках (вероятно, пленных. — Б. С.). На стенах афиши о гастролях Сарматова, Петипа. В лавках колбаса, масло».
Чебышев зафиксировал в дневнике настроения местного населения:
«Всё в зависимости от военных успехов. Пока шли бои в Мелитопольском уезде, крестьяне ходили около земельного закона. Как взяли Александровск — хвосты у земельного совета. Характерно отношение немецких колонистов к закону. Их старшина сказал:
— Наше правосознание не позволяет нам получать землю бесплатно».
А вот большинство русских и украинских крестьян ничего зазорного в том, чтобы получать землю бесплатно, не видели.
Оперативная обстановка не внушала оптимизма, но, как 26 сентября Чебышев заметил о Врангеле, «о дурных вестях он не любит говорить».
В последний день своего пребывания на фронте, 1 октября, Николай Николаевич записал в дневнике: «Утром после чая вышел на соседние пути, где нагружали вагоны пленными. Толпа сплошь золоторотцев, кутавшихся в лохмотья, из которых выступало голое тело. Все зеленая молодежь. Изредка попадаются постарше. Такие уже раз побывали в плену, вернулись обратно к красным, опять попали в плен к белым… Такой бывалый пленный смотрит „путешественником“, лучше одет, имеет чайник, вообще, видно, приспособился.
Среди зрителей бородач с мешком. Он спрашивает:
— Здорово дрались?
— Кабы здорово дрались — там бы остались, — дипломатично отвечает пленный.
Присутствующий при разговоре железнодорожный служащий делает ироническое замечание:
— Так же дрались, как вы здесь спекулируете.
Начинается перебранка. Бородач развязывает мешок, чтобы показать содержимое. Проходит пленный, который тащит на спине больного товарища».
В этот день, 1 (14) октября, шесть с половиной тысяч врангелевцев при поддержке десяти танков и четырнадцати броневиков в последний раз неудачно атаковали каховский плацдарм. А накануне в бою на правом берегу Днепра погиб генерал Н. Г. Бабиев, по мнению Чебышева, один из лучших кавалерийских генералов: «Он был несчетное число раз ранен, лишился руки. Смерть его вызвала заминку на правом берегу. Он был холост. За ним в тачанке следовали в походе его престарелые родители. Отец — старик-генерал…»
Падению боевого духа врангелевских войск способствовали гибель H. Г. Бабиева и тяжелое ранение заменившего его другого популярного генерала В. Г. Науменко, выбывшего из строя до конца боев в Крыму.
Впоследствии Чебышев так прокомментировал сложившуюся к тому времени в Крыму ситуацию:
«Вернулся я в Севастополь печальный. В момент отхода поезда ночью из Мелитополя Врангель получил новое неприятное известие. Позже, в Севастополе, я узнал, что это было донесение о налете прорвавшейся конницы красных на Большой Токмак. По-видимому, и нашему поезду угрожало в ту ночь быть захваченным большевиками.
Когда я уезжал в Мелитополь, у нас в газете были уже сведения о мире поляков с большевиками. Чуть ли не я первый сообщил об этом Врангелю в поезде. Было совершенно очевидно, что красные навалятся теперь на Крым, удержать который представлялось немыслимым.
Врангель свои задания выполнил. Теперь наступило время уходить. Он отлично это понимал. Но для успеха исхода положение вынужден был скрывать».
Главнокомандующий, по крайней мере внешне, продолжал сохранять спокойствие. Он даже принял участие в экономическом совещании, проведение которого было запланировано еще в период успехов белой армии. Чебышев вспоминал: «5 октября финансово-экономическое совещание закончило свою работу. Во дворце был раут с речами, из которых мне особенно врезалось в память обращение к Врангелю В. П. Рябушинского. Я приглядывался к Врангелю. Но он владел собой. Надо было и эту чашу выпить до дна…»
Общее настроение овладело и Чебышевым:
«Меня звал В. В. Мусин-Пушкин в Константинополь, так как уже ранее было условлено, что я перееду корреспондентом и представителем „Великой России“ на Босфор. Я ответил, что остаюсь на неопределенное время, хотя для самого было ясно, что останусь я здесь недолго. Нет ничего унылее обреченных на сдачу позиций.
