– Говори, – сказала ему Вирсавия.
– Прошу тебя, скажи царю Соломону – ибо он тебе не откажет – чтобы дал мне Ависагу Сунамитянку в жены.
И Вирсавия (возможно, чувствуя себя виноватой за то, что по совету Нафана оболгала Адонию перед Давидом) направилась к Соломону, чтобы исполнить просьбу Адонии. Увидев мать, рассказывает Третья книга Царств, юный царь сбежал с трона, поклонился ей и велел принести для Вирсавии еще один престол, поставив его по правую руку от него.
Возможно, некоторые придворные расценили этот поступок Соломона, как знак, что царь и сам понимает, что пока слишком мал для того, чтобы править государством, и признает свою мать в качестве регентши. Однако очень скоро им предстояло убедиться, что они ошибаются: Соломон считал себя полновластным монархом и никому не собирался даже временно уступать бразды правления. Приглашая же мать сесть с ним рядом, он лишь выполнял заповедь о почитании родителей, и не более того.
Услышав, чем просит Адония, Соломон пришел в ярость.
– Почему ты просишь для него только Ависагу Сунамитянку?! Проси уже для него все царство – а заодно и для первосвященника Авиафара и Иоава, сына Серуйи!
Таким образом, в просьбе Адонии Соломон увидел подтверждение своих подозрений, что его сводный брат вместе со своей «партией» продолжает вынашивать заговор против него. Для начала же Адония решил обосновать свое право на царство тем, что он унаследовал последнюю жену царя, то есть совершить то же святотатство, которое некогда совершил Авессалом.
Истолковав просьбу Адонии именно таким образом, Соломон вызвал к себе верного Ванею и приказал ему немедленно казнить единокровного брата:
«И поклялся царь Соломон Господом, говоря: то и то пусть сделает со мною Бог и еще больше сделает, если не на свою душу сказал Адония такое слово; ныне же – жив Господь, укрепивший меня и посадивший меня на престоле Давида, отца моего, и устроивший мне дом, как говорил Он, – ныне же Адония должен умереть. И послал царь Соломон Ванею, сыну Иодаева, который поразил его, и он умер» (3 Цар. 2:23–25).
* * *
И вновь Таксиль, этот безжалостный критик великих героев Библии, высказывает свою версию мотивов Адонии, которая, кстати, разделяется целым рядом ученых. «Адония, – пишет он, – не мечтал больше о царстве; он давно понял, что его песня спета: все, что ему было нужно из наследства Давида, была молодая девица, согревавшая кости его малопочтенного отца. Он был влюблен в прелестную Ависагу. Как единственное возмещение за убытки, понесенные им от потери короны, он, старший, непосредственный наследник, просил для себя только красивую служанку своего отца. Эта любовь, которая ровно ничего не значила сама по себе, послужила, однако предлогом для одного из первых “богомудрых” решений Соломона: он распорядился убить Адонию, несмотря на то, что этот последний отнюдь не отказывал ему ни в каких знаках покорности и примирился с лише престола»[39].
Но если уж мы вспомнили эту версию, то стоит вспомнить и другую. Версию, предполагающую, что причину этой внезапной вспышки ярости Соломона по отношению к брату следует искать в Книге Песни песней Соломона («Песнь песней Шеломо»), к которой нам еще не раз предстоит обращаться на этих страницах. Обычно считается, что в этой гениальной поэме, авторство которой приписывается Соломону, есть два основных действующих лица: Шломо и Шуламит, Соломон и Суламифь, между которыми и разворачивается полный любовной страсти диалог. Именно так все предстает в замечательной повести А. И. Куприна «Суламифь», по которой многие русские читатели и знакомы с «Песнью песней».
Но дело в том, что в оригинальном тексте «Песни песней» слово «Шуламит» употребляется с определенной частицей «ха» (ha) – «ха-Шуламит». Обычно эта частица в иврите указывает на место жительства или происхождения человека: «ха-эфрати» – «эфратянин», «ха-иерушалми» – «иерусалимец» и т. д. Таким образом «ха-шуламит» – это, по идее, «шуламитянка», «девушка из Шулама». Но в древнем Израиле не было местности под названием «Шулам». Зато в нем был город Шунам (Сунам).
Исходя из этого, и родилась версия, что при переписке «Песни песней» или при надиктовывании ее Соломоном (а Соломон, по преданию, большей частью не записывал лично, а надиктовывал свои произведения придворным писцам) произошла ошибка, и вместо «ха-Шуламит» следует читать «ха-Шунамит», то есть «сунамитянка».
Но в Библии упоминается только одна сунамитянка – та самая Ависага, которую доставили царю Давиду в конце его дней. И это предположение все коренным образом меняет.
Что, если Соломон, войдя в царский гарем на правах законного наследника и овладев Ависагой, воспылал к ней подлинной любовью? Ему было около тринадцати лет, Ависага вряд ли была его намного старше. Оба они еще только учились искусству любви; оба были настолько юны, что были ненасытны в своей жажде близости…
И тогда просьба Адонии отдать ему Ависагу Сунамитянку в жены была воспринята Соломоном как посягательство на его любимую женщину и на его честь. Ну, а то, какой предлог она нашел для казни Адонии – это уже, как говорится, дело второе.
Впрочем, достаточно вчитаться в то, как формулирует свою просьбу Адония, чтобы понять гнев Соломона: «И сказал он: ты знаешь, что царство принадлежало мне, и весь Израиль обращал на меня взоры свои, как на будущего царя; но царство отошло от меня и досталось брату моему…» (3 Цар. 2:15).
Нужно быть очень недалеким человеком, чтобы обратиться с просьбой отдать ему в жены Ависагу. Но надо было быть подлинным глупцом, чтобы облекать эту просьбу в подобные выражения, в которых сквозит и горечь, и зависть, и убеждение, что Соломон не достоин трона. Так что Таксиль явно не прав: Адония подписал себе приговор не только своей просьбой, но и самой формой этой просьбы.
Сразу после казни Адонии Соломон вызвал к себе его верного сторонника первосвященника Авиафара. Возможно, считая, что Адония решил жениться на Ависаге по его совету, Соломон заявил Авиафару, что по закону тот достоин смерти. Но, помня о его прежних заслугах, Соломон ограничился тем, что просто лишил Авиафара сана первосвященника и отправил в ссылку в расположенный к северу от Иерусалима город Анафоф (Анатот).
Услышав известия о начавшихся репрессиях, Иоав мгновенно понял, что вот-вот подойдет и его черед и поспешил укрыться в святилище, возле Ковчега Завета, уцепившись, как некогда Адония, за рога жертвенника. Однако Соломона, похоже, ничуть не тронуло это известие, и он отдал Ванее приказ убить Иоава.
«И пришел Ванея в скинию Господню, и сказал ему: так сказал царь: выходи. И сказал тот: нет, я хочу умереть здесь! Ванея передал это царю, говоря: так сказал Иоав, и так отвечал мне. Царь сказал ему: сделай, как он говорил, и умертви его и похорони его, и сними невинную кровь, пролитую Иоавом, с меня и с дома отца моег; да обратит Господь кровь его на голову его, за то, что он убил двух мужей невинных и лучших его: поразил мечом без ведома отца моего Давида, Авенира, сына Нирова, военачальника Израильского, и Амессая, сына Иеферова, военачальника Иудейского…» (3 Цар. 2:30–32).
После этого Ванее не оставалось ничего другого, как выступить в роли палача. Он убивает Иоава прямо у жертвенника, а затем отвозит его в фамильную гробницу в Иудейской пустыне. Соломон таким образом, во-первых, показывает, что существуют преступления, за которые человек должен быть наказан, где бы он ни пытался найти убежище – пусть даже в самом святом месте, а, во-вторых, выполняет личное завещание отца.
Что касается Семея, проклинавшего и оскорблявшего Давида во время его бегства от Авессалома, то, соблюдая данную ему Давидом клятву, Соломон решил не спешить. Он призвал Семея к себе и повелел ему поселиться в Иерусалиме – чтобы тот был у него все время на виду. При этом Соломон предупредил Семея, что за давнее оскорбление Давида он приговаривает его к пожизненному домашнему аресту – так, что если тот хотя бы раз выйдет за ворота своего дома, то будет немедленно схвачен и казнен.
Семей действительно долгое время не выходил из дома. Но когда через три года два его раба убежали в филистимский Геф (Гат), Семей решился нарушить запрет и пустился за ними в погоню, надеясь, что его отсутствие останется незамеченным. Когда же Семей вернулся в Иерусалим, подошел к воротам своего дома… его окликнули люди Ванеи.
Под стражей Семей был доставлен во дворец Соломона и тот отдал приказ о его казни – за… нарушение наложенного на него запрета.
Так Соломон выполнил последнюю волю отца и заодно расплатился с одним из своих учителей, которого он в свое время безмерно уважал и которому, как и Давид, так и не смог простить вероломства и двуличия.
В то же время симпатизирующие Соломону историки отмечают, что больше в Библии о вынесенных Соломоном смертных приговорах не упоминается. В народной памяти он отнюдь не остался как владыка, славящийся своей безжалостностью и жестокостью – скорее, наоборот. Так что, судя по всему, три этих казни – Адонии, Иоава и Семея – были первыми и последними.
