Марианна Гончарова - Моя веселая Англия (сборник)

И несмотря на то, что мне тогда уже было ого сколько лет, я впервые в жизни погладила лошадь. И с ужасом подумала, что могла бы упустить такой шанс. И тут же навсегда это запомнила. И теперь, когда мне выдается удача погладить лошадь, я всегда вспоминаю ту, белую лошадь в Олтоурп-кэсл. И как фыркала тихонько, как ее спинка подрагивала мелкой волной. Это потрясающее ощущение, и, если бы я умела писать стихи, я бы написала что-то о ее велюровой теплой шкурке и шелковистой, но жесткой гриве, о мягких влажных губах, о лиловых чернильных влажных глазах... И еще о том, как лошадь кивала и шаркала ножкой: «Hello! Hello!» И в тот момент я вообще забыла, где я, какие у меня обязанности, кто я... так бы и обнимала лошадь за шею. А она бы ножкой шарк-шарк и головой: «Привет! Привет!»

– Что ты тут стоишь?! Побежали за ним! – подбежал запыхавшийся Дуглас. – Вот удача! Он приехал! К счастью, мы знакомы, он патронирует нашу молодежную организацию, бежим, я тебя представлю! Быстрей! Давай! Ну пошли, оставь уже эту лошадь. Лошадей ты еще увидишь, а лорд Спенсер – один!

– Сэр, – сказал Дуглас, – это Мэриэнн.

– Мэриэнн, это лорд Спенсер.

(Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса.)

– Как поживаете, Мэриэнн? – поздоровался лорд в домашней зеленой кофте.

– Спасибо, сэр, хорошо, – ответила я, пожимая большую теплую ладонь и чуть-чуть приседая. – А вы как поживаете?

И тут – внимание! Притом что я безобразно близорука, моя зрительная память очень цепкая. И вот она, прямо как компьютер, перебрав все варианты, подсовывает мне картинку, где этот самый дяденька ведет свою дочь-невесту к алтарю. Ну да, ну да! Это был отец ее высочества принцессы Уэльской леди Дианы лорд Спенсер.

– Позовите Майкла, – распорядился лорд куда-то в двери через плечо. – Сейчас придет Майкл, – потирая ладони, пообещал сэр Спенсер и кивнул на что-то странное, лохматое, висящее на боковой деревянной панели над большим основательным и высоким столом.

Пришел маленький, робкий, стеснительный Майкл, тот самый дедушка в длинном сюртуке, щуплый мальчик очень преклонного возраста.

– Кам он, Майкл, – сказал лорд, – начнем.

Майкл прошел за стол, снял лохматое с панели и нацепил себе на лицо. Это была искусственная, довольно потрепанная, кудлатая, видавшая виды седая борода.

Что-то в этом всем действе было нереальное – пожилые достойные люди, один в домашней кофте, тем более зеленой, второй – в ветхом сюртуке, устраивают какое-то детсадовское шоу. А оказалось – как всегда – тра-ди-ци-я.

Да-да, банально. В тысячный. В миллионный раз говорить, что Британия – страна традиций. Но поражает это удивительное бережное отношение ко времени, к прошлому своего дома – чтоб ничего и никого не забыть, чтоб и дети, и внуки...

Отец невесты Дугласа Вуда, адвокат Саймон Беннет, сказал как-то за обедом с почтением и скорбью в голосе: мы, британские адвокаты, носим черные мантии не просто так, а в знак траура по безвременно умершей королеве Мэри, супруге Вильяма Третьего.

– А... А когда ее величество... эээ... упокоилась? – осторожно спросила я, такая печальная тишина повисла над столом от слов мистера Беннета.

– Как это «когда»?! – возмутилась его дочь, невеста Дугласа. – В 1694 году, конечно!

На мой немой вопрос адвокат Беннет развел руками:

– Ну и что?! Да, это было давно. Но мы все равно носим траур. Потому что так принято. Такова традиция.

Майкл разлил вино и раздал всем чуть влажные запотевшие бокалы, я сделала глоток, поставила бокал на поднос и полезла в сумку за платком, чтобы вытереть влажные пальцы. Но в этот же миг ко мне подскочил Майкл и, вытянув вперед подбородок, подставил бороду: вытирайте, мисс. Так принято. Такая традиция...

Потом мы снова вернулись в замок: Рубенс, Ван Дейк, Рейнольдс. Старинная керамика и мебель. Большая библиотека с кожаными креслами, гостиная с галереями, дубовые лестницы и зал, где для посетителей в Рождество наряжают елку и угощают рождественским обедом. Бизнес – налоги на землю, сад и конюшни, и овес нынче дорог...

Словом, ничего особенного, по сравнению с винным погребком, сэром Джоном Спенсером, его белой лошадкой и фальшивой бородой старого чопорного лакея.

Туристы, ожидавшие своей экскурсии, весело играли, бросая друг другу соломенную шляпу с большими полями. Лужайка зеленела и манила, в огромном саду перекликались птицы, удобные тропинки вели к старому пруду... И ее высочество леди Диана тогда была еще жива, молода и восхитительна, но уже несчастна...

А восьмидесятилетний лорд Спенсер был печален и думал, вот если бы хотя бы пятьдесят... Ну шестьдесят... Ну ладно, ну пусть хотя бы семьдесят... И не знал тогда, что через несколько лет так трагично и нелепо рухнет жизнь его любимой дочери.

Автобус наш выехал за ворота имения, прекрасный день клонился к вечеру, а над утомленным Олтоурп-кэсл сгущались тучи. Англия: утром – солнце, в полдень – дождь. Радуйтесь доброй погоде, ваше высочество принцесса Уэльская, радуйтесь, лорд Спенсер. Над вашим домом собирается буря...

Когда мои дети спросили, что же мне запомнилось больше всего, что понравилось больше всего в Великобритании, я ответила сразу, не задумываясь и однозначно: это был день, когда я никуда не пошла, никуда не поехала, ничего не переводила, а осталась в имении Максвеллов и била баклуши.

Бить баклуши по-английски – это значит: помогать хозяйке дома Джейн приготовить еду на пятерых наемных рабочих, одну довольно прожорливую гостью и пять членов семьи – сыновья хоть и жили в отдельных коттеджах, но исправно приходили в центральную усадьбу на завтрак, ланч, файв-о-клок и обед. Кстати, у них в холле между входом в столовую и кухню (одну из самых симпатичных кухонь, какие я в своей жизни видела) на невысоком столике с гнутыми ножками стоял старинный гонг. И когда дом был полон людей, в него лупили что есть силы за пару минут до начала трапезы. А к вечеру дня, когда я била баклуши, в дом были приглашены гости посмотреть на живую русскую.

Эти соседи-англичане напросились сами. Мы встретили Мэри по дороге домой, и нас друг другу представили. Она была так ошеломлена – и, не скрывая изумления, рассматривала меня, как говорящую обезьяну. А сама, к слову, ходила по своему садику в халате, в теплом платке на пояснице и в косынке, кое-как завязанной под подбородком, – ну чисто обычная бабушка из молдавского села. Она трогала мое пальто, рассматривала сапоги, перчатки, сумку и не верила, и спрашивала: нет, ну правда, ты из России?

– Неправда, – отвечала я. – Я с Украины.

Ну и как многие, она тут же спрашивала, а где это, и далеко ли находится Сибирь от моего дома.

И вот тогда галантный Роберт предложил:

– А почему бы вам не зайти к нам?

И Мэри склонила голову и ответила, как Винни-Пух, что до вторника она абсолютно свободна и они с мужем будут рады.

И Роберт вежливо поклонился и ответил, что его родители, а также их гостья, тоже будут счастливы...

А Мэри приветливо ответила...

А Роберт галантно ответил...

Я вертела головой то на одного, то на другого, как будто они играли в теннис. А они совершали ритуальные поклоны: Мэри – Роберт, Роберт – Мэри. Пинг-понг. Понг-пинг!

Я так радовалась выходному дню – словами не передать. Потому что люди, которых я тогда сопровождала, вели себя так, как будто их насильно в Британию привезли. Причем британская сторона приглашала молодых фермеров, а поехали, как всегда, чиновники. В делегацию молодых фермеров в тот раз входил не только весь руководящий состав областного сельхозуправления, но и приближенные к ним люди: главврач, секретарь одного из райкомов партии, начальник станции техобслуживания автомобилей, дочь какого-то Большого человека и жена брата Большого человека. Палитра выражения лиц этих «молодых фермеров» была от сурового до кислого, от подозрительного до высокомерного. Меня даже репортер телевидения в Вуллере спросил: а почему ваши молодые фермеры такие немолодые? И мне пришлось выкручиваться, краснея от неловкости. А они стояли, надутые и величественные, с портфелями. Вот пусть теперь сами, подумала мстительно я и, как только случилась возможность, осталась.

С самого утра три черно-белые собаки и я пошли относить ланч Джону и его мальчикам в павильоны, где доят коров. Сначала собаки предложили поехать на машине – у них есть своя машина, у собак. Ну то есть собаки дисциплинированно запрыгнули в кузов пикапа, сели на хвосты и ждали, вывалив яркие свои языки, предполагая, что кто-то из нас четверых должен сесть за руль. А почему я? – пожала плечами я. Ну не я же, обиделась старшая собака. Тогда я предложила пойти пешком, причем словами предложила, помахивая рукой для убедительности, и, кстати, по-русски предложила, но собаки поняли, и мы с ними построились в колонну по двое и побрели по дороге, наслаждаясь прозрачным солнечным утром и восхитительными видами.