В Киеве Иза часто бывала в доме № 20 по улице И.Франко у Володиной бабушки.
Еще во время войны — 20 октября 1941 года — в оккупированном немцами Киеве Дора Евсеевна вышла замуж за Георгия Лукича Семененко, приняла фамилию мужа, сменила имя и стала Дарьей Алексеевной Семененко, украинкой по национальности. Это не только позволило Доре Евсеевне избежать участи погибших в Бабьем Яру, но и с разрешения оккупационных властей она прямо у себя в квартире открыла косметический кабинет. На это и жили. Официальное имя бабушки среди домашних не прижилось, и для родственников она была Ириной.
Дарья Алексеевна была большой театралкой, и с мужем они бывали на всех премьерах, в которых играла Иза. У них были постоянные места в первом ряду — четырнадцатое и пятнадцатое. А по выходным они всегда обедали вместе — пропустить воскресный обед считалось неприличным.
Иза вспоминает: «Дом меня томил скучностью, ощущением старости и полумраком, постоянно там живущим. И тем не менее что-то влекло в тот дом — возможно, честность и открытость отношений, не припудренных этикетной приветливостью. И это была Володина бабушка, по-своему заботившаяся обо мне...»
Изе, тогда еще совсем юной актрисе, поручали серьезные театральные роли: Аннушки в спектакле «На бойком месте» по пьесе Островского, Люцианы в «Комедии ошибок» Шекспира и Сони в пьесе «Дядя Ваня» Чехова.
Ее партнерами по сцене были прекрасные актеры — Павел Луспекаев, Олег Борисов, Михаил Романов, Ада Роговцева...
В один из своих приездов в Киев Владимир решил посмотреть репетицию — пробрался на балкон и затаился там. Посреди репетиции М.Романов гневно спросил: «Кто там?» Высоцкий встал и спокойно сказал: «Пока никто». Ему разрешили остаться.
У Изы было сильным материнское чувство — она страстно хотела иметь ребенка. И вот... Потом она расскажет об этом в своих воспоминаниях: «Я никому не могла рассказать, что то, о чем мечтала, чего так ждала, случилось и не принесло радости. Когда стало ясно, что будет ребенок, смятение и страх обрушились на меня. Я только приехала, живу в театре, официально замужем за одним, а люблю другого и жду от него ребенка! Все было стыдным, ужасным, неразрешимым. Метнулась в Москву. Вместо одной боли стало две. Мы смотрели друг на друга, потрясенные, потерянные, и страшно было видеть боль и беспомощность Володиных глаз. Мы не знали, что делать. <...> Через десять дней я вышла из больницы, получила десять писем и две телеграммы от Володи и снова начала жить.
После той страшной больницы я уже знала, что и он может быть беспомощным, и не могла смириться с этим, но я любила. Пока он рядом, ничего не страшно, пока он рядом...»
В июне 58-го года курс, где учится Высоцкий, командируют в учебно-тренировочном порядке на двадцать дней в поездку по Павлодарской области (Казахстан) для обслуживания тружеников целинных земель.
Вспоминает сокурсник Высоцкого Роман Вильдан: «Вот где особенно пригодилось умение Высоцкого быстро и вовремя реагировать на сущность явления, его сиюминутность и злободневность. Программа была составлена в двух аспектах — академическая и развлекательная. В первом отделении — отрывки из спектаклей, художественное чтение, композиция по пьесам. Во втором, естественно, что-нибудь веселенькое: песни, танцы, пляски, интермедии. Для второй части Высоцким были написаны куплеты на мелодию известной песни «У Черного моря», часто передававшейся в то время в исполнении Л.Утесова. Помимо заранее написанных, стандартных куплетов, типа:
Отец за сынка приготовил урок,
ему оказав тем услугу,
когда же к доске вызывал педагог,
то парню приходится туго:
на карте он ищет Калугу —
у Черного моря,
было оставлено место для таких, которые бы носили чисто «здешний» характер. Это означало, что перед каждым концертом кто-нибудь из студентов «шел в народ» и из разговоров, бесед узнавал местные беды, жалобы, претензии. Все это передавалось Высоцкому, и он тут же (бывало за 10 — 15 минут до начала концерта) строчил куплеты, что называется, «на злобу дня». Например, студенты узнали, что в одном степном колхозе заведующий магазином обещал достать своим односельчанам живых судаков (это на целине-то). То ли ему головушку солнцем припекло, то ли началась белая горячка (он, говорят, любил «проклятую») — никто не знал. Но в концерте моментально прозвучал следующий куплет:
Толпится народ у отдела «Рыбсбыт»,
живых судаков ожидая,
завмагом, качаясь, в прилавке стоит,
торжественно всем заявляя...
(шла музыкальная пауза):
«Товарищи, проходите, не толпитесь!
Есть в любом количестве!» —
«А где?» —
(и под заключительную музыкальную фразу) —
«У Черного моря».
Это еще не было высокой поэзией, но принималось всегда восторженно. Как же! Приехали артисты из Москвы и знают, чем люди живут, что думают. Попали прямо в самую точку, не в бровь, а в глаз!
И вот это умение жить мыслями своих современников, понять их думы, заботы, стремления в сочетании с безусловным поэтическим даром уже тогда послужило основой будущего Высоцкого».
А пока — студенческое настоящее, в котором начинают прорастать задатки будущего писателя. Хочется перенести на бумагу ощущения сегодняшнего дня. В конце второго курса Высоцкий пишет свой первый рассказ-зарисовку из жизни молодых актеров — «О жертвах вообще и об одной — в частности...».
На курсе, где учился Высоцкий, русскую литературу первой половины XX века преподавал Андрей Донатович Синявский.
Вспоминает сокурсница Высоцкого М.Добровольская: «Пришел к нам такой немного странный человек, еще молодой, но уже с бородой. Глаза тоже странные: не поймешь, на тебя смотрит или нет... И говорит очень тихо, с расстановкой, немного растягивая слова. Но сразу же — ощущение доброты и доверия к тебе... Но самое главное — что говорит! Называет имена, которые мы не знали: Бунин, Цветаева, Ахматова... Мы узнаем, что муж Ахматовой, поэт Николай Гумилев, был расстрелян, а сын репрессирован. У нас были не только лекции, но и беседы. Синявский учил нас мыслить».
А.Синявский родился в 1925 году в Москве. В 49-м окончил филологический факультет Московского университета. Работал научным сотрудником в Институте мировой литературы. В качестве критика сотрудничал в «Новом мире» А.Твардовского.
Это был уникальный педагог и литератор. Он открывал студентам то, что в то время было закрыто. По мнению Л. Абрамовой (второй жены Высоцкого): «...Культура Высоцкого и то, что можно назвать эрудицией, — это заслуга Синявского. И когда Высоцкий говорил, что в его творчестве ему ближе Гоголь, Свифт и Булгаков — это тоже отчетливое влияние Синявского».
