Излюбленными развлечениями горожан были петушиные бои и травля медведей собаками. В специально огороженных местах на арене стравливались петухи, а публика, наблюдавшая это зрелище, заключала денежные пари о том, какой из петухов победит. Такие же пари имели место и в загонах, где происходила травля медведя. Зверя привязывали к столбу цепью, натравливали на него некормленых собак, и завязывалась кровавая борьба, доставлявшая зрителям не менее острые впечатления, чем публичные казни.
В Лондоне было большое количество постоялых дворов и таверн. Разнообразные вывески приглашали посетителей к обильной еде и выпивке. Таверны были своего рода клубами. В каждом квартале города жители облюбовывали себе такое место для встреч и попоек. Одной из лучших таверн была «Кабанья голова», запечатленная Шекспиром в «Генрихе IV», Другая таверна, «Сирена», стала местом встреч драматургов и поэтов.
В этот Лондон, центр политической жизни страны, средоточие его культуры и коммерции, вскоре после 1585 года пришел молодой Шекспир. Хотя мы не знаем точной даты его появления в столице, тем не менее почти несомненно, что именно здесь он пережил те бурные годы, когда вся страна ожидала исхода давно уже длившейся борьбы между Англией и Испанией.
Ни одно впечатление не проходит бесследно для художника. Когда мы читаем «Гамлета», то в речи Марцелла слышим отголоски тех времен, когда в Лондоне была «строгость караулов, стесняющая граждан по ночам», и всякий мог наблюдать, как происходит литье всех этих медных пушек
И эта скупка боевых припасов,
Вербовка плотников, чей тяжкий труд
Не различает праздников от будней…[17]
Запомнил он, как за днями и ночами тревоги наступил, наконец, день торжества, когда победившие испанцев воины вернулись с кораблей в столицу и народ во главе с городскими властями встретил их.
Лондон буйно извергает граждан.
Лорд-мэр и олдермены в пышных платьях,
Как римские сенаторы, идут,
За ними вслед толпой спешат плебеи
Навстречу Цезарю-победоносцу…[18]
Это, как и многое другое, не выдумано поэтом, не плод его воображения, а картина, которую он видел и запомнил навсегда.
В Лондоне Шекспир разыскал своего земляка Ричарда Филда. Ричард был сыном стратфордского дубильщика Филда, с которым отец Шекспира вел дела. Ричард ушел в Лондон еще в 1579 году, за несколько лет до Шекспира. В Лондоне он устроился подмастерьем в типографию Томаса Вотрольера. В те времена наборщики и печатники были людьми незаурядного образования. Ричард Филд преуспел в своей профессии. Когда умер его хозяин, он женился в 1579 году на его вдове и стал владельцем печатни. Предположение, что Шекспир начал свою лондонскую карьеру с работы в типографии Филда, неправдоподобно. Но он поддерживал знакомство со своим земляком и, как мы увидим далее, напечатал в его типографии две свои книги.
Как уже было сказано, по-видимому, Шекспир прибыл в Лондон с одной из актерских трупп, принявшей его в свой состав во время гастролей в провинции.
Театры, их покровители и враги
Одним из излюбленных развлечений того времени был театр, являвшийся подлинно народным искусством. Мы уже упоминали о том, сколько актерских трупп посещало в разные времена Стратфорд. Но если в провинциальном городке спектакли случались от времени до времени, в Лондоне они происходили постоянно, и здесь одновременно работало несколько актерских трупп.
Собственно, мы выразились неточно. В самом Лондоне, то есть в черте Сити, театров не было. Здесь, в этом городе купцов, ремесленников и торговцев, все местные дела решались муниципалитетом, а в нем преобладали буржуа, придерживавшиеся строгой пуританской религии, запрещавшей всякого рода развлечения. Музыку и театр пуритане презирали, считая их греховным делом, отвлекающим от «святой» задачи накопления богатств.
Против театра выступил ханжа пуританин Филипп Стабз, опубликовавший памфлет «Анатомия злоупотреблений». Выпущенный в 1583 году, он переиздавался два года подряд после этого. Еще одно издание вышло в 1595 году, примерно в то время, когда Шекспир написал «Венецианского купца». У Стабза много доводов против театров: «Теперь они обычно служат для того, чтобы нарушать святость божьего дня — субботы, отвлекают народ от тех мест, где проповедуется святое слово божье; люди устремляются в театры и другие гнусные сборища, предаются безделью, расточительности, разврату, легкомыслию, пьянству и бог весть чему еще». Стабза не устраивает даже то, что некоторые пьесы посвящены религиозным сюжетам: «Ежели они посвящены божественным предметам, то сие совершенно нетерпимо и, хуже того, богохульственно». А если в пьесах изображается обыкновенная жизнь, то такие представления «полны нечестивости, и поощряют порок, и за это равно заслуживают осуждения».
Гуманисты защищали театр от пуритан как полезное развлечение. «Есть много людей, пригодных только для войны, — писал в 1592 году Томас Нэш. Этих людей надо чем-нибудь занять, когда они не при деле… Для этой цели полезно исполнение пьес, хотя против этого решительно восстают некоторые хулители с плоскими умами, неспособные глубоко понять тайны правления. После полудня — самое праздное время дня, когда те, кто сами себе хозяева, как, например, господа придворные, юристы, большое количество офицеров и солдат, находящихся в Лондоне, предаются всякого рода удовольствиям. Раавлечения они выбирают, не считаясь с тем, насколько они добродетельны: кто играет в карты, кто гоняется за женщинами легкого поведения, кто пьет, а кто смотрит пьесы. Так как ничто в мире не удержит их от одной из этих четырех крайностей, то не лучше ли, чтобы они выбрали наименьшее зло, то есть пьесы? А что, если при этом я докажу, что пьесы вообще не зло, а вполне добродетельное дело?»
Так как пуритане запрещали спектакли в пределах Сити, то первые лондонские театры возникли за чертой города. Они строились в пригородах подчас рядом с загонами для травли медведей или аренами петушиных боев, неподалеку от таверн и публичных домов. В глазах пуритан это еще более компрометировало сценическое искусство, хотя не актеры были повинны в том, что их поставили в необходимость играть в таком дурном соседстве.
Впрочем, играли они не только там. Их часто приглашали выступать в домах вельмож и даже во дворец королевы. В зимние каникулы актеры выступали в лондонских юридических школах, а во время гастролей они неизменно заезжали в Кембридж и Оксфорд, где находили взыскательную академическую публику, относившуюся иногда не без снобистского высокомерия к площадным фиглярам, не игравшим Сенеку и Теренция.
