режима умеренной свободы печати, осуществлена отмена феодальной повинности на Сардинии, снижен размер таможенных сборов и др. Указанные действия сардинского правительства выгодно отличались на фоне сугубо консервативной политики наиболее крупных итальянских государств — Королевства обеих Сицилий, Папского государства, а также небольших герцогств.
Этому в немалой степени способствовало повышенное внимание великих держав к ситуации на Апеннинах после событий 1831 года. Австрия, как ранее уже отмечалось, ввела войска в Центральную Италию и помогла Риму подавить революционные выступления. При этом австрийское военное присутствие в Папской области не осталось незамеченным во Франции короля Луи Филиппа, тяготившейся Венским, Парижским и другими постнаполеоновскими договорами. Королевское правительство заявило протест и в целях недопущения в будущем вмешательства Австрии в дела независимых государств предложило правительству Папского государства провести некоторые реформы, согласованные пятью великими державами (Австрия, Англия, Пруссия, Россия и Франция).
Канцлер Меттерних, рассматривавший Италию как зону исключительно австрийского влияния, воспринял французский демарш крайне болезненно. Между Веной и Парижем начался обмен претензиями, но римский двор пообещал рассмотреть возможность проведения преобразований. В конечном итоге Рим попытался сделать робкие шаги навстречу великим державам, а Австрия крайне неохотно вывела войска с территории Папского государства в июле 1831 года.
Однако на практике римское правительство саботировало проведение реформ для подданных и в январе 1832 года направило войска в свои мятежные северные провинции (Эмилия, Романья, Марке). Местное население восприняло эти действия негативно, и начались волнения. Это послужило началом нового витка международной напряженности. Меттерних незамедлительно послал войска в Болонью. Франция также не осталась в долгу, и в конце февраля 1832 года ее войска высадились в Анконе. Папа Григорий XVI, симпатизировавший Вене, выразил протест, но сделать ничего не мог. Более того, французы объявили, что войска останутся в Италии до тех пор, пока не будут выведены австрийские войска из Папской области (эвакуированы только в 1838 году).
Вена и Париж разразились новой порцией взаимных упреков. На практике же действия обеих держав привели к хрупкому равновесию и к патовой ситуации в Центральной Италии в целом. Важно обратить внимание, что события 1831–1832 годов показали, что абсолютной гегемонии Австрии на полуострове пришел конец, а по Венской системе был нанесен первый серьезный удар. Поэтому внешние обстоятельства благоприятствовали Сардинскому королевству. Его весьма скромные реформы имели огромное значение в глазах остальных итальянцев. Как следствие, престиж Савойской династии и Пьемонта в Италии вырос.
* * *
В апреле 1836 года Камилло ди Кавур отправился в Австрийскую империю, в городок Филлах, чтобы купить овец мериносовой породы. Разведение овец и другой живности для последующей продажи было одним из важнейших направлений в семейном бизнесе Кавуров. Об этой поездке его попросил отец, который видел в такой сделке финансовую выгоду.
Получив предварительное разрешение австрийского посольства в Турине, Кавур поехал в Ломбардию. Однако на границе его настроение было сильно испорчено, когда австрийские таможенники перерыли весь багаж и просмотрели все бумаги [69]. Первая остановка на территории империи была сделана в Милане, древней столице Ломбардии. Город славился своей архитектурой, культурными и экономическими традициями. Пьемонтцу город понравился, хотя он продолжал негодовать из-за пограничного контроля австрийцев. Затем молодой человек отправился в Верону и несколько дней посещал места, описанные Уильямом Шекспиром в знаменитой трагедии «Ромео и Джульетта».
Следующим пунктом стал город Удине, где Кавур приобрел двух превосходных лошадей вороной масти, но вскоре выяснилось, что добавило новую порцию гнева, что местный торговец бессовестно обманул его и «всучил» хромую клячу. С таким настроением туринец все-таки добрался наконец до Филлаха и встретился с продавцом элитных животных. Однако он снова «оказался плохим бизнесменом, взяв овец, которые уже значительно превышали средний возраст для данной породы» [70]. «Его неудача в этой конкретной экспедиции, — заключает Хердер, — странным образом контрастирует с его эффективностью в управлении имением в Лери».
По дороге домой Кавур заглянул на залитое солнцем Адриатическое побережье, в город Триест, где его приятно поразила местная архитектура и особенно дружелюбие австрийских властей. Город расцветал и становился морскими воротами империи. Из Триеста на лодке туринец прибыл в Венецию и остановился там на четыре дня. К своему удивлению, пьемонтец обнаружил, что в бывшей столице средневековой республики мало интересных мест, и Венеция оставила двоякое впечатление. Далее Кавур хотел заглянуть на юг, в Папскую область и Тоскану. Но эта часть вояжа не удалась, поскольку папские власти отказались впустить туринца на свою территорию.
Деловая поездка в Филлах обернулась большим путешествием. В общей сложности Кавур провел в пути более месяца. Как окажется, это была самая продолжительная поездка будущего политика в Северо-Восточную Италию за всю жизнь. Несомненно, странствие по австрийской Италии стало для него чрезвычайно полезным и поучительным. С течением времени итальянцы стали осознавать свои исторические корни, идентичность и мечтать о создании единого национального государства. Правда, одно дело — не покидать пределы какого-нибудь одного государства, расположенного на Апеннинах, и другое — иметь возможность посмотреть на жизнь итальянцев в разных регионах.
От взгляда проницательного Кавура не скрылось, что Ломбардия, Венеция и другие итальянские земли, оказавшись в составе большой империи, получили возможность для быстрого экономического роста. Имперские власти занимались дорогами, мостами, инфраструктурой. Австрийская система управления оказалась вполне эффективной, жизнеспособной и удовлетворявшей потребностям местного населения. Чиновничество и бюрократический аппарат, использовавшие в делопроизводстве немецкий язык (и это было серьезной проблемой на итальянских землях), все же выгодно отличались от аналогичных структур в Сардинском королевстве и других государств Апеннинского полуострова.
Австрийцы на своих землях не стали возвращать порядки, которые существовали до Наполеона I, и приняли многие французские реформы. Например, власти согласились с «проведенным перераспределением земельных наделов, последовавшим за продажей церковных и государственных земель. Новоиспеченным руководителям было запрещено проводить чистки в армии и администрации» [71]. Жесткая имперская централизованная система не допускала роста политического влияния церкви и чрезмерного усиления каких-либо течений. На региональном уровне венская администрация не препятствовала выдвижению наиболее значимых представителей местных элит. Дело доходило до того, что представители либеральных, реформистских кругов итальянских государств нередко переезжали в австрийскую часть Италии из-за наступления реакции на родине.
Недовольство итальянцев вызывал наплыв аристократов из немецкоговорящих областей Австрии, иноязычный аппарат управления, сложности с карьерным ростом в масштабах империи, постоянное присутствие австрийских войск и воинская повинность, разрыв экономических связей с другими итальянскими землями и европейскими странами из-за таможенной политики центра, культурная антипатия к жителям иных регионов империи и все более «распространенное убеждение, что Австрия эксплуатировала Ломбардо-Венецию в финансовом отношении исключительно для того, чтобы покрыть дефицит бюджета империи» [72]. Естественно, это вызывало нараставшее ответное недовольство
