но останавливается очень редко. Скучный, в общем, поезд. Все такие правильные здесь, спят только сидя.
Темнело очень быстро, но яркий искусственный свет мерцал белыми лампами. Обычно освещение в электричках — вещь вторичная. То есть, конечно, если на улице темно, освещаться вагоны будут, но таким тусклым, почти оранжевым светом, от которого глаза так слипаются, что веки невозможно поднять. В этом же экспрессе фонари звенели ярче, чем на столбах за окном. Снаружи закат вперемешку с облаками превращался в краснеющую прерывистую линию, словно лепестки. Отчего складывалось ощущение, что поезд на всех парах бежит от горящей земли, сам при том горит целиком и безнадежно.
Точно помню, что включил тогда песню «Поезд в огне» сначала в исполнении Бориса Гребенщикова, а потом и концертный кавер группы Billy’s Band. Билли Новик, ударяя пальцами по струнам контрабаса, хрипел:
Мы ведем войну уже семьдесят лет,
Нас учили, что жизнь — это бой,
Но, по новым данным разведки,
Мы воевали сами с собой.
Из всех прилежных пассажиров в вагоне выбивались только трое.
Мужчина с пятнами то ли грязи от копоти, то ли крови на лице вставал каждые пять минут и ходил из стороны в сторону. Что с ним — он не рассказывал. Да и не смог бы физически. Только тяжело дышал и просил воды. В тот момент, когда меня начало тянуть в сон, рядом со мной села дама в настолько выбивающемся из реальности пальто черно-желтого цвета, что у меня начало рябить в глазах и кружиться голова. Спать я сразу перехотел.
Но больше всего запомнилась милейшая бабуля в фиолетовом платке и аналогичных шлепках. Она примерно час сидела, смотрела в одну точку и не двигалась. Я начал подумывать, не умерла ли она и, может, ее надо толкнуть для проверки. Внезапно бабуля зашуршала чем-то в своей сумке, достала целлофановый пакет и убрала в него вставную челюсть. Этот факт сильно удивил. Хотя, если бы у меня были вставные зубы, я бы их тоже в целлофановый пакет прятал — куда ж еще. Без зубов бабуля стала еще милее и начала готовиться ко сну. Но тут ее ждала подстава. Видно, что она привыкла размещаться на длинных скамейках, а тут она сидела в начале вагона — скамья там на треть короче. Она вертелась примерно двадцать минут, пытаясь найти приемлемую позу. Выбрала, как мне показалось, не самую удобную, но уснула. Посмотрел вокруг — все давно уже спят. Долго думал о том, какие у меня будут эмоции, когда увижу Байкал. Уснул.
Проснулся в момент, когда внезапно на телефоне появилась связь — начали сыпаться сообщения, а я почему-то забыл по привычке отключить звук. Вообще чем дальше от Москвы, тем реже в пути появлялась связь, особенно интернет — 3G или LTE. Тут, видимо, мы проезжали мимо какого-то населенного пункта, связь поднялась на пару минут и снова пропала. Ответить никому я не имел возможности, но зато мог почитать сообщения и новости.
Залип на сообщении моего старого знакомого со времен университета Антона. Он написал: «Ты убил мечту у всех. Если кто-то так же поедет на Байкал — скажут, Абан так уже делал; а если куда-то поближе на электричках — скажут, что Абан до Байкала ездил, а ты как сыкуха всего на две тысячи километров. Ты отнял будущее у нас, твоей аудитории».
Конечно, он написал это в шутку, но я задумался над этим сообщением до самого Ишима. С одной стороны, в этом есть доля правды. Но, если честно, это не такое путешествие из разряда пакетных, когда турагентства предлагают людям одни и те же маршруты, действия, экскурсии. Хотя если смотреть строго на форму, то именно так мое путешествие и выглядит. Но человек, захотевший повторить подобный трип, может взять точно такой же маршрут и точно такой же тайминг, но он точно получит абсолютно другие эмоции. То, что эмоционально наполняет мои поездки, — уникально и эксклюзивно. Базис путешествия до Байкала не в самих электричках или архитектуре вокзалов, а в рассказах пассажиров, курьезных ситуациях и собственном опыте познания окружающего мира. А оно будет всегда разным.
С другой стороны, не проехав даже половины, я уже начал думать о том, смогу ли я повторить эту поездку сам. И примерно сразу же я ответил себе, что смогу. Может, это будет через десять лет, может, возьму кого-то с собой, может, поеду в обратном направлении — от Байкала до Москвы. Но повторить точно надо будет, так что, по идее, эта книга должна как раз вдохновлять на подобные сумасшествия, а не позиционировать себя в формате «Вот я смог, а вы сидите в своих офисах и даже мечтать нормально не умеете». Тем временем электричка остановилась в Ишиме.
На Ишим мы шли с такой скоростью, что писать в блокнот на ходу было почти невозможно. Поэтому пишу я это, сидя в зале ожидания на вокзале станции. Как всегда, в основном среди бомжей, но здесь они более воспитанные — в штаны не писают. Не то что Миша Андреевич из Шали. Да и как-то неприлично будет, красивый же вокзал, даже автомат с зерновым капучино есть.
Капучино в пластиковом стаканчике с пластиковой палочкой для размешивания, кстати, был вполне себе пристойный. В Ишиме по расписанию ожидала очередная трудная ночь. В этих землях до сих пор почему-то не отменили ночное железнодорожное сообщение, поэтому было решено здесь сэкономить на гостинице и попробовать выспаться в электричке. Нужно было лишь подождать пару часов.
Ишим, несмотря на свой скромный размер, считается любопытным городом для локального туризма с точки зрения архитектуры и достопримечательностей. Тут, например, детство провел поэт и драматург Петр Ершов. В основном он известен тем, что стал автором сказки «Конек-Горбунок». Поэтому именно в Ишиме находится единственный музей Ершова с памятником. А еще можно провернуть небольшую топонимическую забавность: отталкиваясь от правды (от сквера «Ишимской правды»), доехать на автобусе до мечты (торгового центра «Мечта»). Делать этого я, конечно же, не стал — времени мало. Так что я просто ходил по привокзальной площади, периодически заходя на вокзал проведать пассажиров, которые так же, как и я, ожидали электричку на Называевскую.
Сам день был не очень продуктивным, но вот через полтора часа начнутся приключения. Первые в моей жизни ночные электрички, в наших широтах таких давно уже нет. Надеюсь, скамьи будут мягкими
