бабка грубо затащила ребёнка в хату. В сенях стояла лавка, а на ней два ведра с водой. Сени как сени – ничего особенного. А внутрь звала дверь помассивнее, оббитая войлоком для тепла в холода: всё это растрепалось и жалкими кусками свисало вниз. Я огляделась, перестала бояться и даже по-хозяйски вздохнула:
– Некому одинокой бабушке помочь.
Дуся хлебнула воды из старого алюминиевого ковша и с трудом открыла тяжелую дверь, запихнув молодую шефиню в темную прихожую. Там виднелись лавки для посетителей, но я не успела их разглядеть, как оказалась в более светлой кухне. Большой обеденный стол уныло приветственно кивнул гостье: мол, едят на мне редко, всё чаще ворожат. На нем валялись карты, ещё какие-то картинки, свечки, блюдце с водой, а в воде плавал расплавленный воск; а ещё пучки разных трав, и пепел в чашке. У стола две табуретки. Слева кирпичная печь, тумба с ведрами воды, посудой и прочей домашней утварью; а стены обвешаны травами, гроздьями репчатого лука и чеснока. Проход в спальню зашторен тюлем, но через легкую ткань виднелись слева и справа две кровати, да пара небольших сундуков. Пока ведьма тряпкой смахивала со стола, я чисто из женского любопытства заглянула в спальню.
– Вот где просроченные конфеты хранятся да колдовское добро! – подумала, разглядывая сундуки, а потом перевела взгляд на кровати.
Одна постель была застелена легко и небрежно, а вторая идеально гладко, а на ней возвышались три высокие подушки, прикрытые легкой кружевной салфеткой, а к кружеву был прислонена фотография солдата в рамке. Я хвать портрет руками и впилась глазами в него. Солдат гордо разгладил усы, звякнул медалью, расправил военную форму и подмигнул внучке.
– Бабушка, а это кто? – побежала я показывать хозяйке служивого.
– Дай! – Дуська недовольно вырвала солдата из детских рук, бережно протерла стекло подолом юбки и поковыляла ставить вояку на место. – Муж это мой, Матвей. Убили его в сорок пятом.
– Муж?
Вот никто бы из детского населения поселка никогда бы и не подумал, что у ведьмы был муж. Этот факт так удивил, растрогал и опечалил меня, в моей душе тут же произошла маленькая революция. Я пожалела старушку и уже нехотя положила «Азбуку» на стол:
– А вы его любили?
Бабка зло сверкнула глазами:
– Ещё один вопрос, и я вышвырну тебя отсюда!
Ведьма плеснула в чайник водицы, поставила его на печурку, сдвинув котелок с вареной картошкой на самый край. И подкинув уголь в огонь, уселась за стол.
– Давай сюда свою науку.
Я оживилась, лихо взгромоздилась рядом, открыла учебник и ткнула в первую же страницу пальцем:
Арбуз круглый и смешной,
тяжелый, сладкий, мы пешком
пойдём за ним на базар.
«Нет, на автобусе давай!»
Баба Дуся посмотрела на меня, как на придурочную, и загадочно процедила:
– Ещё давай!
Учителка кивнула и перелистнула страницу:
Бузина горькая ягода, но красивая,
невкусная, от того и плаксивая,
до земли свисают гроздья:
вы не ешьте меня, бросьте!
И тут бабка пришла в неописуемый восторг, захлопала в ладоши, засмеялась двумя последними кривыми зубами и закудахтала:
– Ещё, ещё!
Я строго на неё зыркнула, ведь у меня были и другие планы – заняться правописанием пройденных букв, но быстро сообразила, что вряд ли у знахарки найдутся ручка и бумага. И, не отважившись спросить её об этом, решила: «Ладно, потом свои тетрадки принесу». И открыла третью страничку:
– А это буква «В»…
Всего лишь через час-полтора в книжке закончились все стишки, и я перевела взгляд на свою ученицу, та довольная хлебала чай из медной кружки и закусывала сухарями. Точно такая же кружка стояла и предо мной, а рядом сахарница. Напившись чаю, я нашла глазами цветные карточки, лежащие рядом с игральными картами и спросила:
– А это что за картинки?
Бабка взяла их в руки, перетасовала и ответила:
– Карты Таро, по ним гадают да судьбину предсказывают.
У меня загорелись глаза:
– Научи!
Ведьма задумалась:
– Да я б тебя научила, но такая наука опасная, за неё мзду платить надо.
– Какую мзду?
– Ну, оброк.
Ребенок опять не понял. Старуха разозлилась:
– Коль подаришь мне свой волшебный самовар, так научу тебя ворожить!
– Какой такой самовар?
– А тот, который Карачун тебе в лесу подарил.
Я уже и забыла, откуда в нашей семье появился всеми любимый пухлый самовар, забыла про свой давнишний поход в зимний лес, про злого-доброго деда Карачуна. Я тряхнула головой и медленно вылезла из-за стола:
– Пойду, пора мне.
И, пятясь, двинулась в прихожую. Еле-еле отворив тяжелую дверь, нырнула в сени, а из них во двор и вниз по горке до родной избы!
Урок правописания
Я никому из домашних не сказала, где была. А и кому такое расскажешь? Родители отругают, Толян тоже, а дед с бабкой умрут от зависти, ведь любимая внучка не им стишки читала, а злющей ненавистной ведьмачке.
– «Азбука!» – вспомнила девочка. – Я ж её у Дуси оставила!
Букварь – книга ценная, ею разбрасываться нельзя. Молодая горе-учительница всю неделю страдала: и так прикидывала, и эдак. Даже обдумывала план незаконного проникновения в чужое жилище. Но в следующее воскресенье я очень легко и уверенно схватила с полки чистую тетрадку, ручку. И побежала в горку, прямо к дому бабы Дуси. А в голове только одна мысль: «Лишь бы никто меня не увидел!»
Прибежала. Подышала минут пять на выкрашенный зеленой краской забор, тихонько скрипнула калиткой и сделала шаг на тропу очень жадной до чужого добра ведьмы. А та как будто меня ждала. Старуха сидела на крыльце своего теремка. Бабка хмыкнула, чуть присвистнула, оторвала свои дряхлые телеса от ступенек, призывно кивнула, развернулась к входной двери и поковыляла внутрь. Я, как завороженная, следом.
А в хате баба Дуся посадила гостьюшку за идеально чистый стол (предметы ворожбы, видимо, куда-то попрятались от юной ленинки). Ведьма отхаркнула кровью в ведро с углем и прорычала:
– Давай, учи! – она бросила невесть откуда взявшийся букварь на стол и присела на стонущую от долгой жизни табуретку.
Я аккуратно открыла тетрадку и пододвинула её к старушке:
– Баба Дуся, давайте я проверю, умеете ли вы писать. Распишитесь!
Ведьма опешила.
– Ну, поставьте свою подпись на бумаге, то есть фамилию вашу напишите.
Дряхлеющая с каждой новой секундой ученица, вспотев и хорошенько отхаркавшись, неуверенно взяла в корявые пальцы ручку, повертела её в руках и чуть не поставила на бумаге свою кривую закорючку, но вовремя спохватилась и накарябала жирный крест.
Я посмотрела на этот крест и вздохнула, так как уже знала, что до
